Он говорил все это тоном, после долгих лет практики явно предпочитаемым в таких тяжелых случаях, как мой. Твердым и в то же время ободряющим, сочувствующим и в то же время внушающим. Сидя в его кабинете и глядя на многочисленные дипломы, награды, свидетельства о членстве в медицинском обществе, я тупо кивала головой в знак покорного принятия неизбежности. Как будто у меня был выбор.

О чем я не рассказала доктору Чину, когда он спросил меня о самочувствии, – потому что он, конечно, имел в виду мое физическое, а не эмоциональное состояние, – так это о моей опустошенности. О страхе, пробежавшем по всему телу и буквально парализовавшем меня. О полнейшем ужасе, от которого, едва я услышала слова «у вас рак», у меня перехватило дыхание, поэтому я только и могла, что смиренно кивать. Любые другие действия с моей стороны были невозможны, потому что я просто обмерла.

Мне было тридцать. Я могла стать будущим правителем свободного мира. И тут… это. Мне тридцать, и у меня рак. Мне трид цать, и у ме ня рак. Я снова и снова прокручивала эти слова в голове, потому что они не складывались и не обретали смысл; они не могли сложиться и обрести смысл. Это. Не. Могло. Случиться. Со. Мной. И все же… случилось. Сидя в кабинете доктора Чина, я ощущала ужас, который приходит, когда вы больше не чувствуете себя неуязвимым, и, может быть, дело было в самом раке, но скорее в страхе, от которого кровь замирала в жилах; я в буквальном смысле хотела свернуться в клубочек и умереть. Потому что слова доктора Чина для меня сводились к тому, что это в любом случае вскоре случится.

Когда я уже собралась уходить, он сунул мне в руку визитку.

– Однажды она может вам пригодиться.

Взглянув, я прочитала: «Миссис Адина Зайдель. Специалист по изготовлению париков». Доктор Чин натянуто улыбнулся мне.

– Она – лучшая в своем деле. И многие пациенты нашли у нее утешение.

Посмотрев ему в глаза, я подумала – как может пучок накладных волос облегчить чье то существование? Но, не ответив, дрожащими пальцами взяла визитку, поблагодарила доктора Чина за потраченное на меня время и пообещала прийти через несколько дней. Помню, что, выходя из кабинета, не чувствовала ног. Конечно, я шла, я шаркала ногами по линолеуму и потом двигалась по тускло освещенному коридору, но как я шла, не знаю. Я вспомнила уроки биологии в старших классах, когда учитель, мистер Катц, рассказывал нам о механизме «бей или беги»: если животное в опасности, все его маловажные в данную минуту ментальные процессы прекращаются, и тело действует подсознательно, все силы направлены на то, чтобы отвести угрозу. Но мое тело, столкнувшись с угрозой, отступало. Неспособное собрать все силы на борьбу с самым страшным, оно предавало меня. Уничтожало меня. И движения ног были только началом.

По крайней мере сейчас, несколько дней спустя после первого цикла химиотерапии, жизнь начала налаживаться. Во всяком случае рвота/тошнота/усталость/головокружение прошли. Уже кое что.

Я просматривала «Пост», пока помешивала овсянку и ждала, когда она остынет. Потянулась за беспроводным телефоном, хотела позвонить Кайлу, но подумала, что лучше дождусь конца «Цены удачи», а потом уже начну его мучить; у меня стало довольно ловко получаться угадывать цены почти на все электроприборы, какие показывали претендентам, однако бакалейные товары по прежнему были моим слабым пунктом. К тому же я предположила, что Кайл мог быть на утреннем собрании. Конечно же, ответит мне, как закончит. Так что вместо него я позвонила Салли, и она не задумываясь согласилась сопровождать меня во время утренней прогулки. Доктор Чин рекомендовал мне вести как можно более активный образ жизни, но, конечно, не переходить разумных границ, чтобы еще больше не навредить моему измученному телу.