— Полюбопытствовать можно, — ответил Коржевский, — но выдавать их не буду, разве что Промыслова-старшего, он о вас чрезвычайно высокого мнения.

— А о Долговой вы из тех же соображений умолчали?

Коржевский, кажется, смутился.

— О Долговой — нет. А вы и с ней уже успели познакомиться?

— Успел.

— У них что, ренессанс?

— Ренессанс? — не понял Турецкий.

— Возрождение былых чувств. У Женьки с Долговой когда-то был роман. О котором она вам конечно же не рассказала. Не рассказала ведь? Так что выдать она может о нем много чего для вас интересного. А я, честно говоря, только от вас узнал, что они продолжают поддерживать какие-то отношения. Роман-то у них был еще в институте. Потом оказалось, что Женька наркоман, и Божена пыталась как-то на него повлиять, а когда сообразила, что это бесполезно, тут они, по-моему, и расстались.

Да, интересное кино получается, подумал Турецкий, положив трубку. Это же вообще может в корне перевернуть все расследование. Если Жеку опять похитили пришельцы, или где-то прячут, или вообще убрали коррумпированные менты, то искать можно до второго пришествия. А Коржевский? Перестраховывается, гусь лапчатый, или сознательно придерживает информацию?

Определенно, журналиста этого с военной фамилией нужно выщемить и подробно допросить, а Коржевского прощупать и проверить.

17

В «Московский комсомолец» Турецкий позвонить не успел, ему самому позвонил Меркулов:

— Загляни, Александр Борисович, есть дело.

— С каких пор я для тебя стал Александром Борисовичем? — удивился Турецкий. — Или у тебя там Азаров сидит и ты для поднятия авторитета меня по отчеству?

— Приходи-приходи, Пинкертон, давай будем вместе дедукцией заниматься.

В кабинете Меркулова действительно сидел Азаров.

— Изложи еще раз, пусть Александр Борисович тоже послушает, — кивнул ему Меркулов, как только Турецкий уселся, удовлетворенный таким раскладом.

— Излагаю. В связи с убийством Сахнова Георгия Емельяновича я разрабатывал несколько версий. Согласно одной из них убийство было совершено двумя экс-сотрудниками милиции, ныне осужденными и отбывающими наказание в спецколонии для бывших работников правоохранительных органов, это в Кондратьевске, в Рязанской области. Я просмотрел личные дела осужденных и действительно отыскал двух человек, соответствующих описанию: Тернозов Виктор Семенович и Петровский Вадим Николаевич. Оба в прошлом районные оперативники, причем Тернозов — москвич. Свидетели гибели профессора Сахнова по предъявленным фотографиям опознали их с большей или меньшей степенью уверенности. Кроме того, я проверил связи Тернозова и вышел на его старого приятеля, который видел его накануне убийства Сахнова. По его словам, он встретил Тернозова на улице, тот его тоже узнал, но в контакт вступить не пожелал, а немедленно скрылся: сорвался с места — и бегом. Так что причастность Тернозова и Петровского к убийству Сахнова можно считать доказанной.

— Я не совсем понял, — вмешался Турецкий, — или, может, у меня маразм? Так поправьте. Как они могли хлопнуть профессора, одновременно сидя в зоне? А что говорит администрация колонии? Что, эти Петровский и Тернозов получили отпуск за примерное поведение? За что они, вообще, сидят?

— Я подробно не разбирался, так, вкратце посмотрел, — ответил Азаров. — Тернозов при задержании застрелил подозреваемого. Оказалось, не тот — вместо рецидивиста завалил его родного братца, честного труженика прилавка. Получил пять лет, отсидел год. Петровский попался на взятке, сидит уже около двух лет. До судимости знакомы не были.