– И скромный.

– Да, и это тоже. – Он потер ладони. – Ну так что? Тебе интересно узнать, что случилось с Третьим озером, или нет?

Я отвел Егора домой – это было нелегко, он долго сопротивлялся, хотел пойти со мной, пришлось силой затаскивать его в квартиру и терпеть его высокочастотное нытье. К счастью, мама была уже дома и взяла все под контроль.

Грек ждал меня у подъезда.

– Идем, – сказал он.

– Куда?

Мы дошли до почтамта и спрятались за раскидистым кустарником неподалеку.

– Зачем мы прячемся?

– Сколько времени?

Я посмотрел на свои «Касио»:

– Семь сорок пять.

– Отлично. Он вот-вот придет.

– Кто?

– Осторожней с кустарником. Это барбарис, колючая зараза.

– Кто придет-то?

Он указал пальцем вдаль. Я бросил взгляд в конец улицы и увидел старика. Того самого, что и на фотографии, только гораздо старше. Худой, сгорбленный, лысый, с бородой и кривой тростью – старик был не похож на живого человека. Гораздо больше он напоминал аллегорию – такой собирательный образ старости. Каждая его черта, каждая морщина, каждый предмет одежды – все в нем как бы говорило: «Я символизирую старость». Старик медленно приближался ко входу в здание почты, затем остановился возле голубого почтового ящика с надписью «Почта» и почтовым гербом.

– Чего он ждет? – спросил я.

– Смотри.

Дверь почтового отделения открылась, и на улицу вышел человек в сером комбинезоне с большим серым мешком в руках. Он увидел старика, они кивнули друг другу. Старик достал конверт из внутреннего кармана пиджака и бросил его в голубой почтовый ящик. Они с почтальоном перебросились парой реплик. Почтальон открыл ящик и ссыпал в него письма. Затем запер ящик на ключ и запечатал мешок.

Старик захромал обратно в темноту.

И все.

Мы шли по улице к моему дому. Темнело, и воздух наполнился холодом – влажным и колким. Мы выдыхали пар. Грек шел, нахохлившись, накинув на голову капюшон, он почти по локти засунул руки в карманы своей огромной зеленой куртки.

– Вот тебе и тайна. Этот старик приходит на почту и бросает письмо в ящик каждый вечер. За три минуты до того, как почтальон выйдет, чтобы ссыпать письма в мешок. Старик специально делает это, так у него есть гарантия, что письмо никто не перехватит.

– И что там, в письмах? – Я пнул шишку.

– Не знаю. Это и есть тайна.

Минуту он шел молча, иногда вынимал руки из карманов и дышал на ладони, пытаясь согреться. И вдруг зарядил дождь, да так, что нам пришлось спрятаться под козырьком закрытого продуктового магазина.

– Ты ведь что-то знаешь об этом старике, да? Откуда у тебя та фотография?

– Моя мама работает в архиве.

Он смотрел на ровные струи воды, стекающие с рифленого козырька. Подставил руку под одну из струй.

– И? – спросил я.

Он, щурясь, смотрел на меня.

– Он в Рассвете – с сорок четвертого года. Был на войне, получил ранение. Он был одним из ведущих специалистов в местном сельскохозяйственном институте. Он знает об этих озерах все. Он их проектировал. Это ведь искусственные водоемы.

– И почему ты думаешь, что он что-то нам расскажет?

– Ну, есть только один способ выяснить.

– Какой?

– Спросим у него.