А я стоял, и мне казалось, что все это сон. Вязкий кошмар, и потому все тело ватное, словно чужое. Потому что…

Потому что такого не может быть.

Это мы в проверочных играх такое делаем. Чтобы наших новичков на крепость психики проверять. В единственной игре, которая идет в том псевдо-клубе, в помещениях бывшего бомбоубежища, — который на самом деле никакой не клуб, а исследовательский институт при нашем Агентстве.

Но чтобы такое в реале произошло…

— … он как-то вывалился в реал, — все тарабанил в трубке Семен, ужасно спеша и глотая слова, я едва мог разобрать, что он говорил. — И…

Он вдруг замолчал.

— Что?.. Не тяни! Что?!

— Есть погибшие…

Только этого еще не хватало…

— Сколько?

— Две…

Две…

— Женщины?.. — пробормотал я, холодея.

Матерые тетки не так-то часто ходят в вира-клубы. Куда чаще подростки. Неужели — молодых девчонок?..

Семен издал какой-то невнятный звук, словно хотел сглотнуть, но никак не мог.

— Две… Двенадцать, — наконец выговорил он. — И он забаррикадировался! Его никак не могут взять.

— Сколько?..

— Двенадцать! И может быть, еще не всех нашли! И сейчас он забаррикадировался!

— Подожди! Что значит, забаррикадировался?! Он что, все еще…

Я замолчал, не в силах договорить. Просто язык не поворачивался.

На миг накатило дикое желание, чтобы это все оказалось сном. Переел за ужином мяса, кофе перепил, потом заснул… На набитый желудок иногда бывают такие сны — мутные, душные, тяжелые…

Но только если это и был сон, проснуться мне было не суждено.

— Да, — договорил за меня Семен то, что сам я не решился сказать. — Он все еще уверен, что это игра. И все еще пытается завалить ее. Все еще старается добраться до этих чертовых пятисот лембед…

…

— Это уже не игра!.. Не игра!.. — пробивалось даже сквозь кулаки.

Звук мегафона продирался в голову, путая мысли.

Что делать-то… Что же делать-то теперь…

Господи, как же это случилось-то?! Когда я сделал ошибку?

Тогда днем, когда говорил с ними обоими? Когда Стас выходил от меня? Этот его взгляд, эта его улыбочка, будто он понял какой-то намек, который я не решился высказать вслух… Тогда?

Черт возьми, надо было остановить его тогда! Бросить все дела, забыть про Девочку Само Зло — и сразу же поговорить с ним. Прямо. Без уверток. Начистоту…

— Сдавайся! Ты окружен! Это уже не игра! — ревел мегафон по ту сторону ларька. — Это уже не игра! Это реал! Слышишь, ублюдок?! Это уже не игра, мразь! Сдавайся!

Сколько раз я слышал вот такие вот мегафонные вопли… Десятки раз. Стандартный оборот дела на нашей проверке цензоров. Я слышал их столько раз, что, казалось, уже привык…

Только на этот раз это в самом деле не игра.

Я заставил себя открыть глаза, шагнул обратно к спецназовцу и еще раз взглянул на тело: нашивки, знаки отличия?

На груди если что-то и было, то теперь превратилось в лохмотья, залитые кровью. А вот на рукаве…

Я пригнулся, вглядываясь — и меня тут же схватили за локоть.

— Пойдемте, пойдемте, — забормотал мой сопровождающий, оттягивая меня прочь. Голос у него был такой, будто он вот-вот свалится в обморок. — Как вы можете, господи…

А я нервно сглотнул. Потому что рассмотрел нашивку на рукаве.

— Это был снайпер… — сказал я.