На рассвете упряжка тронулась дальше, на запад.

В последующие дни жара стала невыносимой. Дорога пошла в гору — чувствовалась близость Уральского хребта, — и олени, разморенные теплом, продвигались с большим трудом. Возможно, стоило заменить их лошадьми; но господин Каскабель, одержимый идеей триумфального въезда в Пермь в экипаже с упряжкой из двадцати оленей, упорствовал.

Поскольку вскоре предстояли публичные выступления, господин Каскабель возобновил ежедневные репетиции. Еще бы! Ведь речь шла о репутации акробатов, гимнастов, эквилибристов и клоунов Франции, а также о личном реноме семейства Каскабель. Поэтому во время вечерних привалов труппа тренировалась до седьмого пота. Господин Серж также совершенствовался в искусстве иллюзиониста, делая поразительные успехи.

— Каким блестящим артистом вы станете! — то и дело хвалил его наставник.

Третьего июля путешественники разбили лагерь в центре поляны, окруженной березами, соснами и лиственницами, за которыми начинались отроги Урала.

На следующий день труппа, ведомая Ортиком и Киршевым, начнет подъем по ущелью; чувствовалось, что впереди поджидают если не серьезные препятствия, то по меньшей мере тяжелые переходы, пока фургон не преодолеет самое высокое место.

В этих местах бродили банды беглых каторжников, поэтому мужчины насторожились и приняли кое-какие меры предосторожности.

Вечером зашел разговор о трудностях перехода через хребет. Ортик заверил, что указанный им перевал, Печорский, — один из наиболее легкопроходимых. Они с Киршевым уже преодолевали его, двигаясь из Архангельска к морю Лаптевых на выручку «Времени».

В то время как господин Серж и Ортик беседовали, Корнелия, Наполеона и Кайетта занимались ужином. Добрая четверть лани поджаривалась на костре, разведенном под деревьями у входа на поляну, а на противне переливался золотистыми тонами сладкий рисовый пудинг.

— Надеюсь, сегодня не предвидится жалоб на меню! — сказала хозяйка.

— Если только жаркое и пудинг не сгорят! — не смог удержаться от замечания Клу.

— Конечно, сгорят, если вы, мистер Гвоздичка, не повернете немедленно вертел и не передвинете противень!

Зазевавшийся Клу вернулся на свой ответственный пост. Ваграм и Маренго бродили, поскуливая от нетерпения, вокруг огня, а Джон Булль облизывался в предвкушении своей доли ужина.

Наступил долгожданный момент: все сели за стол… И отвалились только после того, как съели все до последней крошки; трапеза получила самые высокие оценки. Корнелия и ее помощник остались довольны.

Пришло время укладываться на ночь, было еще тепло; господин Серж, Цезарь Каскабель, Жан, Сандр, Клу и оба матроса захотели спать на свежем воздухе под деревьями. Впрочем, они сочли, что так и сторожить удобнее.

Только Корнелия, Кайетта и Наполеона заняли места, как обычно, внутри «Прекрасной Колесницы».

После июльских сумерек, бесконечно долгих на шестьдесят второй параллели, только в одиннадцать часов наступила наконец темнота; ночное безлунное небо усыпали звезды, тонувшие в дымке высших сфер.

Растянувшись на траве и закутавшись в одеяла, господин Серж и его друзья уже почувствовали, как первый сон отяжеляет веки, как вдруг обе собаки начали подавать явные признаки возбуждения. Подняв морды, они принюхивались и глухо ворчали, что свидетельствовало об их крайнем беспокойстве.

Жан приподнялся и сонно оглядел опушку поляны.

Костер угасал; глубокий мрак царил под густой кроной деревьев. Жан всмотрелся повнимательнее и увидел передвигавшиеся точки, блестевшие как угольки. В ту же минуту Ваграм и Маренго разразились бешеным лаем.

Жан вскочил:

— Тревога! Тревога!

В одно мгновение все проснулись и оказались на ногах.

— Что такое? — пробормотал господин Каскабель.