Лично я вернулся домой с разбитой губой. Старший брат Сема сочувственно вздохнул:

– Побили?

– Ага…

– За что?

– Ни за что.

– Бывает… Но надо за себя постоять, брат. Иначе каждый день будут бить. Хочешь, чтоб тебя каждый день били?

– Нет.

– Тогда учись драться. Меня вот отец научил, и видишь, как меня уважают…

Да, с Семеном на улице никто не хотел связываться.

– Перво-наперво запомни – никогда не задумывайся. Задумаешься – пропал. Если видишь, что без кулаков не обойтись – сразу бей первым. Не думай, с кем дерешься, зачем и что будет потом. Просто бей. Сходу в нос или под дых, а потом куда придется…

И я бил. Пускал в ход кулаки, локти, колени, подвернувшуюся палку. Как и учил брат, бил в нос, чтоб кровь заливала лицо противника. Бил под дых, чтоб он задохнулся. Бил по ногам, чтобы упал. А если вставал, то еще в ухо, в глаз, в зубы, еще в ухо, и еще в глаз:

– На тебе… На тебе… На тебе…

В ярости драки я переставал чувствовать собственную боль и тем более не думал о боли противника. И мне было все равно, кто передо мной: одногодка или пацан старше на пару лет. Я просто сжимал зубы, кулаки, бил и ничего не чувствовал. Это потом болели синяки, ссадины. Но они не досаждали. Наоборот, ими можно было гордиться, как медалями и орденами.

Мать мазала меня йодом или зеленкой. Перевязывала. Вздыхала:

– Опять подрался. Что ж это за жизнь такая…

Ей вторила Варя – наша с Семеном младшая сестренка:

– Опять подрался. Что ж это за жизнь такая…

Но отец с братом хвалили:

– Может за себя постоять. Наша кровь…

Чаще всего я дрался в школе. С «вербовкой». Особенно с двумя ее пацанами из нашего класса. С Поташем и Дырой. Саня Поташ был крепким малым. Дыра – всегда злым. Оба учились хуже всех в классе. Оба курили, уже ни от кого не скрываясь. Оба постоянно дрались со всеми подряд. И иногда друг с другом.

Как-то случайно я подслушал разговор нашего учителя Пойгу с директором школы:

– Ну, чего мы их держим. Обоих определенно необходимо переводить в школу для умственно отсталых. И Поташа, и Дырина. Они же с первого класса не справляются с материалом. Мало того – тормозят весь класс…

Директор как бы соглашался, но не очень:

– Надо-то надо. Но ты же знаешь – в Чагудае только одна школа – наша. А в Шольский их попробуй переведи. Сам туда не наездишься. А от родителей их…

Пойгу вздыхал:

– Знаю-знаю. У Поташа оба пьют. У Дырина мать тоже пьет, а отец в тюрьме на Синей горке…

– Во-о-от, – тянул директор. – Все на нас. Так что давай уж как-нибудь дотянем их до неполного среднего. А потом в училище пойдут при заводе…

На том тот разговор и закончился:

– Что ж делать…

Тогда я задумался о школе, о родителях, о соседях, о Поташе, о Дыре, о других одноклассниках. О том как живут, почему. Задумался – и напрасно. На одной из перемен Юрка Сурепов заявил:

– Наш Чагудай и не болото вовсе, а море. Мы отсюда не видим, а дальше там за камышами вода так разливается, что можно плавать хоть на кораблях, хоть на подводных лодках. И когда пойду в армию, то приплыву домой на подводной лодке…

Тут я засмеялся:

– Во заливает. Нет там никакого моря. За болотом – лес. До Синей горки. Оттуда к нам можно через Кольцовку на поезде по железной дороге вернуться…

Но Юрке очень хотелось приплыть домой на подводной лодке:

– Чем докажешь?

Он что – забыл уроки географии?

– У учителя в кабинете на стене карта нашей области висит.