Когда восторги немного поутихли и друзья стали собираться в путь, неожиданно обнаружилось, что они не одни.

Неподалеку вдруг заржала лошадь, и к уже готовым вскочить в седла Даждю и Агрику вышел Падуб, ведя в поводу двух лошадей. Ни разу не выходивший до того наружу, пекленец от яркого света щурился и отворачивался, поминутно вытирая слезящиеся глаза, но настроен был решительно. Подойдя вплотную, он встал перед Даждем, опустив голову и ожидая наказания.

— Ты что тут делаешь? — спросил его Даждь.

Падуб всхлипнул.

— Простите меня, — тихо промолвил он, не поднимая глаз, — и возьмите с собой… Я еще пригожусь, вот увидите!

Я тебя давно простил — еще там, в Столбовом зале. Ты ни в чем передо мною не виноват…

— Возьмите, — повторил Падуб.

— А как же твой дом? Пекло, твоя семья?

— Нет у меня никого, — вздохнул пекленец. — А в Пекло я не вернусь — уже решил. Возьмите, я буду верно служить!

От страха, что его могут не взять, он упал на колени, схватил руку Даждя и лихорадочно прижался к ней губами.

— Эй, ты чего? Даждь еле вырвался. — Не надо этого… Поезжай, если хочется, но как же ты будешь в верхнем мире?..

Падуб одним прыжком вскочил на ноги и опрометью кинулся к лошадям, взлетая в седло.

— Отец мой жил — и я смогу! — воскликнул он.

Двадцать дней спустя три всадника осадили коней у подножия одинокой горы над морем.

Весна сюда пришла позже — здесь только–только начинали появляться проталины, набухать почки на ольхе и иве, темнела вода подо льдом, и первые ручьи бежали к вспухшим рекам.

Оставив лошадей внизу, взяв только чару, Даждь взобрался на гору. Полтора года назад, поздней осенью, он уже проходил этими тропами, но тогда ливень грозил смыть его вместе с грязью вниз, где поджидали враги, и он не знал, что ждет его впереди. Не ведал он этого и теперь, но на сей раз Даждя никто не преследовал, а сам он точно знал, куда направляется. Тревожило иное — выполнил ли свое обещание брат, сохранил ли поврежденный им по незнанию склеп, не поздно ли явился сам Даждь?

Падуб и Агрик, с мечами наголо, в молчании шли за ним — юноши ни за что не хотели оставить его одного. Конечно, впереди их не ждет засада, но за последний год Даждю хватило неожиданностей, и он только радовался скрипу шагов за спиной.

Ход, через который он зашел когда‑то вместе с конем, был завален, но мимо него вела круто вверх узкая тропинка. Пройти по ней мог только привычный человек, и здесь Падуб неожиданно обогнал Даждя, руки которого были заняты Граалем. После того как слеза Хорса оживила ее, чара больше не оставалась пустой — на дне ее всегда плескалось немного жидкости, а стоило ее поднести к губам и чуть наклонить, как тут же наполнялась до краев. Она и сейчас была полна, и Даждь прилагал все усилия, чтобы не расплескать ни капли. И помощь Падуба была как нельзя кстати.

Пекленец первым добрался до той площадки, где Даждь когда‑то разговаривал с Хорсом, и успел найти вход в склеп. Поднявшись следом, витязь обнаружил проводника, с интересом заглядывающего в неширокую щель.

— Там что‑то есть, — объявил он и посторонился, давая дорогу.

Проход был достаточно широк для человека — в случае чего могли пройти и двое, — но Агрик и Падуб, не сговариваясь, пропустили Даждя вперед.

В знакомой пещере все было залито розовым светом, исходившим от камня. Кроме почти исчезнувших под слоем пыли следов Даждя, признаков того, что здесь еще кто‑то побывал, не было.

Витязь осторожно приблизился и, поставив чару на пол, наклонился над склепом.

Разбитая им крышка неплотно прилегала к ложу — были заметны следы трещин. Сквозь ее полупрозрачные грани трудно было различить, что там находится, и Даждь осторожно стал снимать обломки.