– Погоди, – продолжает, – чашу волшебную принесу – самое гадание верное…

И скрылась в сенях.

Только хозяйка в сени вышла, вскочила Тайка, да и к столику: шаль рывком сдёрнула и первое, под руку попавшееся схватила да за пазуху спрятала. И Чаране что-то светящееся кинула. Поймала та на лету, глядь – яйцо это, иссиня-чёрное, а с тупого основания лепестки золотом обозначены: будто яйцо из цветка, на кувшинку похожего, выходит, и точки по нему – золотыми вкраплениями. Что за узор диковинный? Отродясь такого не видывала…

– Бежим, Чаранка! – подскочила к ней Тайка, блестя глазами от возбуждения, – бежим! Нам этого золота до века хватит!

– Тайка… – только у Чараны и вырвалось.

– Неужто так побрякушки мои понравились?

Застыли цыганочки, обернуться не решаются. А хозяйка, будто так и надо, обошла их, и чашу с водой прозрачной, студёною, перед ними поставила.

Диковинная чаша: медная, глубокая, а с краю на ней птица бронзовая сидит и крыльями посудину как бы обнимает. А в глазах у неё по камешку алому. Светятся – как живые…

Глянула хозяйка на них хитро и говорит:

– Кидайте, что без спросу взяли, на самое дно…

Не смели ослушаться: убежать силы нет, будто ноги к полу приросли. Чарана мигом чёрное яйцо кинула – только булькнуло, пустив круги по воде, а за нею и Тайка украденное достаёт, а у самой руки трясутся. Это у Тайки чтоб руки дрожали?! Да она, в лицо глядя, серьги из ушей может украсть, и бровью не поведёт!

– Что ж ты, Тая, – обратилась к ней хозяйка, – мою самую любимую вещь хотела забрать? Знаменитую статуэтку птицы древней, из Индийских земель нехоженых? Не пощадит она тебя, помяни моё слово… Кидай, грешная душа!

Выскользнула золотая птичка из дрожащих Тайкиных пальцев, Чарана только и успела разглядеть, что глаза у неё тоже из камешков красных сделаны, – и окрасилась миг вода, побурела – будто кровью чаша наполнилась… Забурлила ключом, вскипела пузырями, да и взорвалась фонтаном до самого беленного потолка.

Закричала Чарана от ужаса, голову руками закрыла, да и грохнулась наземь без чувств.

А птица клюв открыла да слово человеческое молвила, что и до них докатилось, словно гром небесный:

– Пусть ответит та, что изображение моё, из золотого камня высеченное да людьми украденное, вернула… Что хочешь за это?

Глянула Тая на подругу испуганно, молчит – будто язык проглотила.

– И за яйцо спасибо скажу, за украденное, – продолжала птица. – Что же хочешь за это, душа юная?

Чарана тоже молчит – слово лишнее сказать боится.

– Ничего… – Тайка опомнилась. Отошла немного.

– Неужто у цыганок желаний нет? – громыхнуло из золотого клюва.

– Хочу быть красавицей, весёлой и бойкой, как Тайка! – вдруг выпалила Чарана, голову кверху запрокинув и глядя прямо в птичьи глаза алые.

– Да чтоб ты сдохла, проклятая! – возмутилась Тая и с размаху Чаране пощёчину влепила. Крепкую, привычную.

– Исполнено будет, по совести… Всё, что пожелали – всё сбудется!

– Что сбудется?! – Чарана крикнула. Да только не услышал её никто: поднялся страшный вихрь, закрутил, зажжужал, будто пчелиный рой, зашумело, засвистело в ушах, сверкнула молния – и ослепли глаза.

Приоткрыла глаза. Приподнялась. Яшка перед нею на коленях стоит, руку поцелуями покрывает. Вокруг весь табор собрался, от велика до мала.