Изменить размер шрифта - +
По всей видимости, Ханна и сама туда хотела. Для нее это было убежище. Через много лет Чаплин рассказывал журналисту: «Я видел себя, напуганного, маленького и тощего мальчика, который вел мать за руку, тащил ее сквозь туман, вонь и холод».

Когда они пришли в больницу, Ханна бросила на сына долгий прощальный взгляд, и ее увели медсестры. Записи Ламбетского опекунского совета свидетельствуют о том, что маленький Чаплин поведал врачу, что его мать говорила о людях, которые умерли, но их можно увидеть, выглянув из окна. Мальчик объяснял, что она разговаривала с воображаемыми людьми, а раньше все время «заходила в комнаты незнакомцев». Сам врач сообщает, что пациентка очень громко и бессвязно разговаривает, то молится, то сквернословит, поет и кричит, говорит, что пол – это река Иордан и она не может через нее перейти. Далее он добавляет, что больная жестока и деструктивна. Должно быть, это оказался не первый эпизод безумия – Чаплин уже видел свою мать такой.

Врач стал расспрашивать мальчика об их семейных обстоятельствах, и тот, подчиняясь инстинкту самосохранения, быстро ответил, что будет жить с теткой. У него не было никакого желания снова оказаться в казенном заведении. Он вернулся в комнату на Поунэлл-террас. Хозяйка разрешила ему остаться до тех пор, пока не найдется новый жилец. Чарли избегал людей и все время проводил на улицах, где как-то ухитрялся выпрашивать или воровать еду. Потом он познакомился с рубщиками дров, работавшими в глухом переулке за Кеннингтон-роуд, стал помогать им и в конце недели получил за труды шесть пенсов.

Чарли с нетерпением ждал, когда вернется из плавания Сидни. 9 мая, через несколько дней после того, как Ханну поместили в больницу, судно, на котором плавал его брат, встало на якорь в Саутгемптоне. «Если бы Сидни не вернулся в Лондон, – впоследствии признавался Чаплин, – я, наверное, начал бы воровать на улицах… Меня похоронили бы в общей могиле». Сидни известил о своем прибытии телеграммой. Когда он приехал из Саутгемптона на вокзал Ватерлоо, там его встретил грязный, оборванный уличный мальчишка. Этот случай Чаплин вспоминал в книге «История Чарли Чаплина, рассказанная им самим» (Charlie Chaplin’s Own Story), опубликованной в 1916 году. «Сидни, ты меня не узнаешь? Я Чарли».

Сидни, шокированный видом младшего брата, стал действовать. Он проследил, чтобы Чарли как следует вымылся и надел новую, только что купленную им одежду. Сидни выяснил, что их мать недавно перевели в психиатрическую лечебницу в Кейн-хилл. Братья поехали к ней. Ханна сильно изменилась. Бледная, с синими губами, апатичная, подавленная, рассеянная и занятая своими мыслями, она почти не реагировала на попытки сыновей поговорить с ней. Следующие 17 лет ей будет суждено провести в лечебнице. Исключением стал недолгий период, когда к ней вернулась ясность ума.

 

 

Удача, всегда сопутствовавшая Чаплину в тяжелые периоды жизни, на этот раз улыбнулась ему дважды. Актер Х. Сентсбери, который должен был играть Холмса, недавно сам написал пьесу «Джим, роман оборванца» (Jim, A Romance of Cockayne). Как только он увидел 14-летнего Чарли, то сразу понял, что мальчик как нельзя лучше подходит на роль уличного продавца газет в ней, не зная, что тому приходилось заниматься этим ремеслом в реальной жизни. Сценарий, который дал Сентсбери, Чаплин взял домой. Прочитать его и выучить роль ему помог Сидни. Больше всего

Чарли интересовало жалованье. Директор театра предложил ему 2 фунта и 1 шиллинг в неделю. Чаплин ответил: «По поводу условий я должен посоветоваться с братом». Директор рассмеялся. Тогда это действительно могло показаться смешным, но роль финансового советника останется за Сидни на протяжении почти всей жизни Чаплина.

Премьера «Джима» состоялась в Кингстоне 6 июля 1903 года, а последний спектакль был дан всего две недели спустя в Grand Theatre в Фулеме, однако Чаплин уже усвоил ценные уроки актерского мастерства.

Быстрый переход