Он получит двадцать ударов бичом и будет навечно посажен в темницу, на хлеб и на воду. Но ты больше не будешь моим камергером и отныне не вправе занимать никаких должностей, а только работать в поле!
— Как вы добросердечны, милорд, — поклонился Анно, и голос его задрожал. — Добросердечны и милостивы! Благодарю вас, благодарю от всего сердца!
— Тем больший ты глупец, — фыркнул архиепископ и махнул рукой нескольким дюжим монахам, стоявшим наготове. — Уведите отсюда этого предателя, вместе с его братцем! Заприте его в самой мрачной темнице, чтобы глаза мои больше его не видели!
Когда надсмотрщики уводили Хобана и Анно прочь, монахи молчали, и многие чувствовали, как их сердца сжимаются от сочувствия.
Архиепископ также сидел в полном молчании, опустив голову на грудь.
Наконец он поднял голову и каркнул:
— Ну, довольно. А теперь…
— Господин мой архиепископ! — в зал вбежал монах.
— Что? Брат Лайман! — дернулся в его сторону архиепископ. — Почему ты бросил свой пост у ворот?
По пятам за братом Лайманом следовал суровый молодой человек, пышно разодетый, в расшитом камзоле и красных панталонах, со свитком в руке.
По залу пробежал тревожный шепот. Лицо архиепископа застыло.
— Как сюда попал этот человек?
— Милорд… я думал… вы пожелаете…
— Никто не должен был… — взревел было архиепископ, но молодой человек прервал его, заговорив голосом негромким, но тем не менее прокатившимся по всему залу.
— Я, герольд Туана и Катарины, монархов Греймари, пришел, чтобы призвать тебя на аудиенцию с Его Преподобием Моррисом МакДжи, Генералом ордена Святого Видикона Катодного.
Мгновенно во всем монастыре наступила тишина.
Архиепископ недоверчиво посмотрел на посланца. Потом протянул руку:
— Дай сюда!
Герольд шагнул вперед и вложил свиток в ладонь прелата. Архиепископ сломал печать, развернул свиток и побелел. Задрожавшей рукой он опустил свиток на колени.
— Да, здесь оттиснут знак нашего Ордена… но не иначе, как это подделка! Генерал Ордена обитает на далекой Земле и никогда не ступал на Греймари!
— Тем не менее он вручил мне это собственноручно, — ответил герольд.
— Ну так ты и принесешь ему ответ! Объявляю его лжегенералом, наглым самозванцем, пешкой в руках нечестивого Туана Логайра! Нет-нет, скажи, что я встречусь с ним — но только во главе армии!
Туан и Катарина стояли на верхней площадке надвратной башни, глядя на площадь у подножия замка. Там царил упорядоченный хаос. Кто-то сидел у шатра, начищая оружие, к южной стене замка прилепился загон с лошадьми, от отряда к отряду туда-сюда сновали рыцари, солдаты в разноцветной форме.
— По крайней мере, твои собственные вассалы не замедлили явиться на наш зов, — заметила Катарина.
— Они славные и доблестные люди, — кивнул Туан, — и их верность согревает мне сердце. И хорошо, что дворцовая гвардия встретила их радушно. В один день сломаны все барьеры, и сейчас они едины духом.
— Любой из твоих солдат достоин стать знаменосцем, мой господин.
— Тоже верно, — усмехнулся Туан. — Только, ради Бога, не говори им об этом. Они — королевские гвардейцы, а это уже немалая честь.
К монаршей паре, прихрамывая, подошел сэр Марис, поклонился:
— Посланцы вернулись, Ваши Величества.
Улыбка исчезла с лица Туана, в одно мгновение он вернулся с небес на землю.
— Их доклады?
— Ди Медичи, Стюарт, Маршалл и Борджиа ушли, как и предсказывали наши лазутчики. |