— В глазах короля и королевы, — продолжал Генерал, — ты и твой секретарь виновны в государственной измене.

— Я признаю, что грешен, — отозвался аббат. Его глаза были опущены, но голос звучал четко, хотя и покорно. — Я тяжело согрешил перед Богом и перед людьми, и заслуживаю самого тяжкого из наказаний, какое вы мне сможете отмерить.

— Воистину, ибо ты поддался искушению. Но твой секретарь, брат Альфонсо, еще более заслуживает такого наказания, ибо это он соблазнил тебя призрачными видениями власти и гордыни.

Странно, но в глазах МакДжи просвечивало сочувствие.

— Что до твоего секретаря, то в нем у нас не было сомнений, и мы передали его мирской власти.

«Как же, как же, — сказал про себя Род. — Так вам Туан его и отдал бы».

«Он даже еще не проснулся», — заметил Фесс.

«И никогда не проснулся бы, будь на то воля Брома!»

«Он забыл указать, что брат Альфонсо в действительности является агентом футуриан, и только притворялся монахом», — добавил Фесс.

«Еще бы! Он клятвенно обещал мне, что никому не скажет этого!»

— Я заслуживаю не меньшей участи, — понурился аббат.

МакДжи медленно поднял голову.

— Что ж, он сам произнес свой приговор.

Потом обвел зал взглядом.

— Если кто-то из вас хочет сказать в пользу этого человека, пусть сделает это сейчас!

Никто не сдвинулся с места, монахи только боязливо косились друг на друга.

Затем вперед нерешительно выступил брат Анно.

— Говори, — с удивлением посмотрел на него МакДжи.

— Я Анно, брат Хобана, — произнес монах. — Того, кто пришел сюда, как один из нас, чтобы шпионить для короля. Когда это открылось, обвиняемый еще был аббатом и проявил милосердие к моему брату, хотя того и обвиняли в измене нашему Ордену. Все мы радуемся этому теперь, когда оказалось, что преступление Хобана на самом деле не было преступлением. Неужели милосердие не будет проявлено к тому, кто сам выказал милосердие?

МакДжи медленно кивнул.

— Хорошо сказано, брат Анно, — затем посмотрел на бывшего аббата. — Я дарю тебе жизнь.

Аббат, как громом пораженный, уставился на Генерала.

— Тем не менее, хотя ты и доказал, что недостоин той высокой должности, которую занимал, многие, стремящиеся к ереси или к власти, будут видеть в тебе союзника. Поэтому я решил, что ты проведешь остаток жизни в уединенном размышлении, под надежной охраной, далеко за пределами досягаемости любого из обитателей Греймари. Аббат чуть не рухнул наземь от облегчения.

— Благодарю вас, милорд, за вашу доброту и снисходительность!

«Посмотрим, как он запоет, когда узнает, что Генерал имел в виду, говоря «далеко за пределами», — пробормотал Род, когда Анно и здоровенный монах увели бывшего аббата прочь.

«Будем надеяться, что ему все равно. Он может быть вполне искренним в своем стремлении к уединению и размышлениям».

«Хлыстун? — Род наморщил лоб и медленно покачал головой. — Да, кажется, в нем есть такая струнка».

Его Преподобие откашлялся, и монахи стихли.

— Я должен сказать и о леди Мэйроуз. Я посоветовался с королем, и мы пришли к решению, что молодая баронесса заслужила пожизненное заточение, и проживет остаток дней, как кающаяся грешница. Люди короля уже отправились на поиски заброшенной башни где-нибудь подальше от людских глаз.

Должно быть, эти «люди» уже знали о подходящей башне, не успел король и рта открыть, подумал Род.

— Ее бабушка, из любви к внучке, согласилась стать ее надсмотрщицей, — продолжал генерал, — а охранять ее будут неподкупные стражи.