— Это куда же, Род?

— Неважно, — пробормотал Род, спешиваясь, — достаточно будет сказать, что я только что понял, почему кавалерия, бывало, пользовалась расколотыми седлами.

Он пересек двор, взглянув по дороге на луну. Она стояла низко в небе, рассвет был недалеко.

Он постучал в дверь, изнутри донесся шорох движения, потом открылась дверь. Перед ним стояла кривобокая согнутая фигура Пересмешника.

— Да, милорд? — произнес он с кривозубой усмешкой.

Не следовало давать ему понять, будто Роду известно, что Пересмешник был закулисной властью. Род шагнул через дверь, едва заметив присутствие этого человечишки.

— Отведи меня к лорду Логайру, малый.

— Истинно так, милорд. — Пересмешник прошмыгал мимо Рода и открыл внутреннюю дверь. Род прошел через нее, стаскивая железные рукавицы… и шагнул в середину полукруга нищих и воров, стоящих в три ряда с дубинами и ножами.

Они ухмылялись, глаза их были голодными. То тут, то там один из них проводил языком по губам.

Лица их были покрыты грязью и шрамами, увечьями и гнойными болячками, одежда их была дырявой, латаной, рваной, но ножи выглядели примечательно ухоженными.

Род сунул рукавицы за пояс, напрягши руки в стойке каратэ, и повернулся к Пересмешнику. Этого героя теперь окружали пять-шесть лучших образчиков подонков общества.

— Я пришел сюда, как друг. — Лицо Рода было неподвижным.

— Вот как? — усмехнулся Пересмешник, обнажая кровоточащие десны, и захихикал. Вдруг глаза его вспыхнули ненавистью. — Объяви себя, лордишка!

Род нахмурился.

— Как объявить?

— За знать, за корону или за Дом Хлодвига!

— Кончай эту трепотню! — огрызнулся Род. — Я плохо перевариваю чушь и начинаю чувствовать, что твоей я уже сыт по горло. Веди меня к Логайру, сейчас же!

— О да, милорд, обязательно отведем. Да, милорд, тотчас же, милорд, мигом. — Он потер руки, заливаясь сдавленным веселым смехом. Затем его взгляд метнулся через плечо Рода, и он кивнул.

Род начал было оборачиваться, но что-то взорвалось у него в затылке. Вокруг него завертелись звезды, а затем наступила чернота.

Медленно Род начал осознавать розовый свет, боль и тысячу контрабасов, вразнобой играющих в его голове.

Еще медленнее он стал осознавать что-то мокрое и холодное на своей щеке. Розовый свет, понял он, был солнечными лучами, просачивающимися сквозь его сомкнутые веки.

Боль в голове вытеснилась сосредоточенностью. Он вздрогнул, затем героическим усилием сумел открыть глаза и снова вздрогнул Все было нечетким, не в фокусе, солнечный свет и цветные пятна. Влага под его щекой оказалась мхом, а холод под ним — камнем.

Он с силой оттолкнулся руками, влажная поверхность отшатнулась, оставив его закачавшимся, тяжело опирающимся на руки, с тошнотой в желудке.

Он мотнул головой, вздрогнул от боли и несколько раз моргнул. Его веки пробежались по слезящимся глазам, но постепенно зрение его прояснилось. Он заставил глаза сфокусироваться на… лице Туана Логайра.

Туан сидел спиной к черному древнему камню. В камне была огромная железная скоба, и от нее тянулись цепи к кандалам на запястьях и лодыжках Туана. Он сидел на куче грязной заплесневелой соломы, в водянистом свете слабого солнечного луча.

Туан улыбнулся с иронией, столь же тяжелой, как ржавые цепи на его теле, и поднял руку в приветствии, зазвенев цепью.

— Добро пожаловать в гости.

Род отвел от него взгляд и посмотрел вокруг.