Несмотря на всенародный праздник, 85-е отделение милиции выглядело вполне буднично. Никто не удосужился в честь женщин поправить покосившуюся вывеску над входом, вымыть грязный линолеум в коридоре или хотя бы освежить воздух в отделенческом туалете. Туалетный аромат столь гармонично смешивался с коридорным запахом, что эта смесь, не уступающая по своей вонючести лучшим французским дезодорантам, достигала самых отдаленных уголков отделения. Люди, привычно толпящиеся у паспортного стола, слегка морщились, но не уходили, потому как ради получения российского паспорта можно было немножко и потерпеть.

Единственным напоминанием о грядущих празднествах была скромная открытка, приколотая на стенд для объявлений, в которой говорилось, что «мужской коллектив 85 отделения от всей души поздравляет коллектив женский».

Кивинов, зайдя в отделение, сначала направился к себе, повесил на крючок куртку и сумку с бутербродами, прибрался на столе, сложив в одну кучу раскиданные бумаги, после чего пошел по кабинетам разнюхать отделенческие новости. До четырех было еще пятнадцать минут, и он мог потратить их в свое удовольствие.

Опера сидели в кабинете инспектора Дукалиса и оживленно трепались. Судя по блеску глаз и хохоту, некоторые уже сполна поздравили женщин – и не только открыткой. Кивинов поздоровался и плюхнулся на свободное место дука-лиского дивана.

– Над чем ржем? – поинтересовался он.

Но его вопрос игнорировали, а детский инспектор Волков увлеченно продолжал:

– Я у ихнего зама-то спрашиваю: «Что это за грохот? Ремонт, что ли?» А он: «Не, это наши бойцы в футбол играют». Я – ему: «Какой футбол? Настольный, что ли?» А он смеется: «Напольный. Сегодня Мамеда поймали, ну, черного, за квартирную кражу. Охрана с поличным взяла. А он всякую ерунду городит -мол, шел, увидел кучу вещей на улице, решил подойти посмотреть, вот в это-то время его, мол, и поймали. Правда, он уже дубленку успел надеть, но все равно, врет очень убедительно. Вот наши ребята с ним в футбол и играют. Один на воротах, второй пенальти бьет, а Мамеда заместо мячика взяли. Во, слышишь, кажется, гол забили. Я думаю, после третьего гола он все вспомнит».

– Волков поправил галстук. – Во как люди работают, не то что мы.

– Наше оружие – доброта и слово Божье, – сказал Дукалис.

– Ну, ну, рассказывай, а вмятину в стене ты зачем шкафом загородил?

– Так тот мужик пьяный был, сам на стенку упал, вот вмятина и осталась. Я его пальцем не трогал. Я виноват, что стены у нас такие хилые? Ладно, хватит о грустном, скоро праздник. Повторим?

– Давай. Кивиныч, будешь?

– Не, я до утра сегодня.

– Как хочешь.

Волков подошел к шкафу, поколдовал внутри и через секунду уже держал в одной руке рюмку, а в другой – кусок детского мыла «Теремок». Произнеся тост в честь женского дня, он опрокинул рюмку, занюхал «Теремком» и убрал на-борчик в шкаф. Затем крякнул от удовольствия и сел на место.

– Как тут у нас, спокойно? – обратился Кивинов к сидящему рядом Петрову.

– Относительно. Пара краж «глухих» и одна «мокруха».

– Что за «мокруха»?

– Твой знакомец Воробьев начудил. Зря ты с ним возился, давно надо было за наркоту сажать.

– Воробей? Не может быть! Да он еле ходит от ширева своего.

– Ходит, не ходит, а бабу придушил. Повезло, с поличным взяли, а то бы «глухарем» зависло. Правда, Воробей пока в отказе, но там с доказательствами порядок. Воробью уже сотку выписали, перспектива на арест. Следак прокурорский 102-ю возбудил.