Изменить размер шрифта - +
Пойду попрошу у соседки. — И побрела по коридору, будто тень, шатаясь и прихлебывая остатки вина, пока не скрылась в своей комнате.

 

3

 

Возможно, у Сусаны перед этим и в самом деле было ухудшение, однако к моему приходу выглядела она прекрасно, более того, стала совершенно другой. Ее густые блестящие волосы были причесаны на ровный пробор и заплетены в две толстые косы, вокруг лба вились непослушные кудряшки, и, несмотря на косички, она выглядела старше: чуть глубже запали глаза, заострились черты, кожа стала более смуглой, а губы еще более припухшими. Она сидела на кровати в толстом сером мужском свитере, надетом поверх сорочки, согнув коленки под тонкой простыней. Ее внимание было сосредоточено на маленькой плоской коробочке, — незатейливой игре, заключавшейся в том, чтобы загнать шарики размером с дробинку в небольшие отверстия. С коробочкой этой она не расставалась все время, пока я сидел у нее в комнате. Она искоса глянула на меня, ответив на приветствие насмешливой фразой, из тех, что встречаются в комиксах:

— Ну и ну! Надо же, кто к нам пришел!

— Мне сказали, что ты никого не хочешь видеть…

— Может быть. Я уже не помню.

— Тебе лучше?

— Говорят, я как огурчик.

— А температура?

— Почти не поднимается, — небрежно ответила она. — Я уже выхожу в сад.

Я заметил, что с ночного столика исчезла фотография Кима в надвинутой на лоб шляпе, с улыбкой глядящего куда-то в будущее. Плита была растоплена, но знакомой кастрюли с эвкалиптовым отваром на ней уже не было.

— А я устроился на работу, — сказал я. — Теперь я свободен только по воскресеньям.

— А в субботу вечером?

— В субботу я убираю мастерскую.

— Ну-ну… Значит, ты теперь ювелир, — сказала она, катая шарики. — Ну и как, нравится?

— Говорят, это хорошая работа.

— Говорят? А сам-то ты как думаешь?

— Никак.

С той самой минуты, как я вошел, она на меня как следует даже не взглянула. Игра, которую она держала в руках, была чуть больше металлической коробки из-под сигарет «Кравен», но из пластмассы и с прозрачной крышкой; шарики катались по бирюзовому морю, покрытому завитушками волн, где плавали акулы с разинутой пастью: в каждой имелось отверстие, куда падали шарики. Я спросил, кто ей подарил эту коробочку, но она не ответила.

— Раньше ее у тебя не было, — сказал я. — Это что, новая игра?

— Конечно, разве не видишь? А ты все так же туго соображаешь, Дани.

Я присел на край кровати и наклонился, чтобы лучше рассмотреть игру.

— Я закончил твой портрет. — Я вытащил из-под мышки папку и собрался ее открыть. — Хочешь посмотреть?

— Черт подери, — проворчала она, словно разговаривая сама с собой. — Остался всего один шарик, никак не могу его закатить… Еще ты со своими рисунками. Какой же ты все-таки дурак.

— Я думал, тебе понравится…

— Еще чего! — перебила она меня. — Тоже мне, художник нашелся. Ты обещал нарисовать меня по-другому, детка, разве не помнишь? Да, по-другому… — Она нервничала, потому что шарик все катался и катался по коробочке, не попадая в отверстие. — Почему ты не нарисовал, например, как я какаю, да, как я кладу огромную кучу под твоей чертовой трубой, а негр обмахивает мне задницу веером, а еще лучше китайчонок. Что скажешь? Правда, так будет лучше? — Она оторвала глаза от игры, посмотрела на меня и, грустно улыбнувшись, добавила более мягко: — Порви его.

Быстрый переход