Невин сидел за обеденным столом вместе с писарем и его женой, старшим конюхом — также с супругой, двумя помощниками камерария и вдовцом, начальником склада вооружений, Исгеррином. В тот вечер Исгеррин заметил, что Невин во время трапезы наблюдает за леди Гвенивер, и упомянул о том, что недавно Даннин водил ее на склад, чтобы ей подобрали кольчугу.

— К счастью, я сохранил кольчугу, которую носил сам Даннин подростком, до того, как вырос окончательно, — продолжал Исгеррин. — Конечно, ее можно бы разобрать и увеличить, но это была такая хорошая работа, что я оставил ее для кого-нибудь из молодых принцев. И вот теперь она пришлась очень кстати.

— В самом деле! А что подумал лорд Даннин насчет того, что госпожа Гвенивер станет носить его старые доспехи?

— Странно, но он был доволен. Сказал что-то насчет того, что это знак.

«Несомненно, — подумал Невин. — Будь он проклят!»

Трапеза закончилась, и Невин уже собрался покинуть зал, но вдруг заметил, как Даннин направляется к столу Гвенивер и усаживается рядом с ней. На какое-то время Невин — как бы случайно — задержался возле возвышения для знатных господ, чтобы подслушать, о чем пойдет разговор, но Даннин только задавал Гвенивер невинный вопрос о кольчуге.

— О, боги, — проговорила она со смехом. — Мои плечи горят огнем после того, как я ее носила! Она вероятно весит целых два стоуна.

— Да, примерно столько, — согласился Даннин. — Но продолжай ее носить каждую проклятую минуту, пока можешь вытерпеть. Мне очень не хочется терять воина с твоим боевым духом, который погибнет просто из-за отсутствия доспехов.

С пьяной улыбкой через стол перегнулся молодой лорд Олдак — здоровенный, тучный молодой блондин, который, к тому же, был слишком высокого мнения о себе.

— Воина? — переспросил он. — Послушай, Даннин, никак у тебя что-то с глазами?

— Мои глаза видят синюю татуировку у нее на лице. А для любого, кто находится под моим командованием, она — воин.

— Конечно это все так, — Олдак вытер промокшие от меда усы тыльной стороной ладони. — Но послушай, Гвен, нельзя же отрицать, что ты — аппетитная девка, и ни один мужчина не в состоянии об этом забыть.

Быстро и резко, как вылетающий из укрытия тетерев, Даннин вскочил, метнулся через стол и схватил Олдака за рубашку. Покатились и пролились кубки, заорали люди, а Даннин выволок лягающегося и вопящего лорда через стол. Последним рывком он сбросил Олдака под ноги Гвенивер.

— Извиняйся! — рявкнул Даннин. — Никто не будет называть леди и жрицу так, как назвал ее ты.

Зал погрузился в тишину, все собравшиеся наблюдали за происходящим. Олдак хватал ртом воздух. Потом он с трудом поднялся на колени.

— Нижайшие извинения, — выдавил Олдак. — Никогда больше я вас так не назову, ваше святейшество. Прошу вашу Богиню простить меня.

— Ты — дурак, — сказала Гвенивер. — Но твои извинения приняты.

Олдак встал, поправил залитую медом рубашку и повернулся к Даннину.

— Пусть Богиня простит мне мое неуважение к Ее служительнице, — сказал он. — Но вот что касается тебя, ублюдок…

Когда Даннин опустил руку на рукоять меча, остальные присутствующие стали подниматься со своих мест.

— Лорд желает официально бросить мне вызов? — голос Даннина звучал мягко, как у горничной.

Пойманный в ловушку, Олдак бросил взгляд в одну сторону, в другую.