Алена нахмурилась, кое-что припомнив. Ладно, сейчас это не суть важно. Пора уже включить свет и взглянуть в глаза реальности...

Ее собственные глаза за это время уже успели попривыкнуть к темноте, так что на свету Алена сначала крепко зажмурилась, а потом осмотрелась.

Ну что тут можно сказать? Глаза реальности оказались не насмешливыми, не издевательскими, не злобными, а такими же вытаращенными от изумления, как у самой Алены. Вытаращились они, когда в конверте обнаружились две тысячи евро сотенными купюрами и компьютерная дискета марки «Verbatim». Шкатулочки и тайничок оказались не тронуты, серьги так и лежали на комоде, свитерки, кофточки и вообще все имущество Алены находилось на месте. В том числе новый DVD-плейер и старый видеомагнитофон, а также компьютер с ноутбуком. Короче, Саблин и его приятель ничего не тронули!

Это радовало. Но и настораживало. Твоя зачем, так сказать, приходила?!

Алена осторожно высунула нос за дверь и прислушалась. Ей повезло с домом – тишина тут, как правило, царила полная, разве что доносились неясные, сдержанные звуки из-за надежно укрепленных (почти сплошь сейфовых) дверей. Алена на цыпочках поднялась наверх, к чердачной двери, и еще издалека, из-за поворота лестницы, увидела, что висячий замок на месте. Закрыто. Этим путем никто не мог уйти. Не поленилась сбежать вниз, на первый этаж, и потыкаться в бывшую парадную. Забито!

Постояла у двери, ведущей во двор, потом медленно, задумчиво пошла наверх, к себе.

Получалось – что? Получалось, что те двое либо успели выскочить из подъезда и скрыться с фантастической скоростью, либо просочились сквозь запертые двери, либо... либо исчезли в одной из одиннадцати квартир подъезда.

Строго говоря, квартир в нем было двенадцать, по три на каждом из четырех этажей, однако Алена могла бы спорить на миллион долларов (или даже евро, поскольку доллар, как известно, падает), что в одной из этих квартир Саблина и его напарника совершенно точно нет и быть не может.

Их больше нет в квартире Алены Дмитриевой!

Спасибо и на том.

Долги наши, или История жизни Ивана Антоновича Саблина

Я уничтожил ту, которую любил. Я в бегах, как затравленный зверь. Я потерял все, что имел, я не получил того, что заслужил. Я преступник, о котором не подозревает правосудие. Я предал человека, которому обязан всем в жизни.

Я не виноват. Виноват он, этот человек. Все, что случилось со мной, произошло по вине Гнатюка, я обязан ему всем в моей жизни, самым счастливым – и самым горьким, невыносимым, и каждое утро, просыпаясь, каждый вечер, засыпая, каждый полдень, глядя на солнце, я посылаю проклятия этому извергу, этому исчадию ада, которое однажды возникло в моей жизни, пересоздало меня по образу своему и подобию, наполнило мою душу новым содержанием, мою жизнь – новым смыслом, но само же и разрушило меня, низвергло с высот моего удовлетворенного честолюбия в такие бездны гнусности, раскаяния, страха и ничтожества, что теперь я лежу на дне своей норы, точно умирающий зверь, и с ужасом жду, когда меня настигнет месть.

Справедливая месть!

Нет, умирающим зверем меня назвать нельзя. Я – подыхающая тварь. Других слов по отношению к себе я не заслуживаю. Потому что я уничтожил ту, которую любил. Предал человека, которому обязан всем, даже и самой жизнью.

Я буду счастлив, когда он найдет меня, когда возникнет передо мной и напомнит, что пришло время платить долги.

Кровавые долги.

Я вырос без отца.

Он умер, когда мне было три года. Был военным летчиком-испытателем, погиб при исполнении служебных обязанностей. Бабушки с дедушкой у меня тоже не имелось: родители матери утонули, когда меня еще на свете не было, ну а родители отца маму знать не хотели. Не нравилось, что их сын, талантливый летчик, решил жениться на девчонке без роду без племени, приехавшей во Владимир из глухого муромского села, на скромной библиотекарше.