— Вы разглагольствуете, словно Гай Фокс. Довольно. Лучше посоветуйте, что мне делать, — попросила леди Трессилиан.

Мистер Тривз воздел руки.

— Право, даже и не знаю, что тут можно посоветовать. Во всем этом — интуиция меня не обманывает — есть свой центр, свой фокус. Если бы нам удалось его найти… но, увы, слишком много неясностей.

— Во всяком случае, я ни за что не стану просить Одри уехать, — упорствовала леди Трессилиан. — По моим наблюдениям, в этой трудной ситуации она ведет себя безупречно: она держится неизменно вежливо, но не более того. Я считаю ее поведение безукоризненным.

— О, вполне, вполне. Но тем не менее, это производит на молодого Стрэнджа совершенно очевидный эффект.

— Невил, — строгим голосом сказала леди Трессилиан, — ведет себя плохо. Я поговорю с ним об этом. Но и ему я ни в коем случае не могу отказать от дома. Мэтью практически считал его своим приемным сыном.

— Я знаю.

Леди Трессилиан вздохнула и, понизив голос, спросила:

— Вы знаете, что Мэтью утонул здесь?

— Да.

— Многие тогда удивлялись, почему я осталась в этом доме. Как глупо с их стороны! Здесь я всегда чувствую Мэтью рядом с собой. Им наполнен весь дом. В любом другом месте я чувствовала бы себя покинутой и чужой.

Она замолчала, потом через некоторое время продолжила:

— Поначалу я надеялась, что до нашей встречи вряд ли осталось много времени. Особенно когда здоровье стало оставлять меня. Но, похоже, я — словно старые ворота — из тех инвалидов, которые скрипят, да держатся.

Она в сердцах ткнула подушку.

— Могу вас заверить, что эта отсрочка не доставляет мне удовольствия! Я всегда надеялась, что мой час придет и я встречу смерть лицом к лицу, а не буду ждать, пока она крадется позади меня, заглядывая через плечо и заставляя меня, беспомощного инвалида, опускаться от одного унижения к другому. Чем слабее я становлюсь, тем больше моя зависимость от других людей!

— Но очень преданных людей, я уверен. У вас преданная горничная?

— Баррет? Та, что проводила вас наверх? Покой моей жизни! Угрюмая старая алебарда, преданная абсолютно. Я уж и не помню, с каких пор она со мной.

— И должен заметить, вам повезло, что у вас есть мисс Олдин.

— Вы правы. Мне действительно повезло, что у меня есть Мэри.

— Она ваша родственница?

— Очень дальняя. Она — одно из тех самоотверженных созданий, которые постоянно приносят свою жизнь в жертву другим людям. Она ухаживала за своим отцом — умным, но очень строгим человеком. После его смерти я попросила ее поселиться со мной, и я благословила тот день, когда она переступила порог этого дома. Вы представить себе не можете, что за ужас большинство компаньонок. Никчемные, нудные создания. Их бестолковость способна свести с ума. Они и компаньонками-то становятся просто потому, что ни на что другое не годны. Иметь подле себя Мэри — начитанную, интеллигентную женщину — чудесно. У нее в самом деле превосходная голова, совершенно мужской склад ума. Она много и вдумчиво читала, с ней можно говорить на любую тему. Представьте, и в быту она так же умна, как и в общении. Она прекрасно управляет домом, все слуги при ней довольны — теперь среди них нет ссор и зависти, уж не знаю, как ей удалось этого добиться, врожденный такт, я полагаю.

— Давно она живет у вас?

— Двенадцать лет — нет, больше. Тринадцать-четырнадцать, примерно так. С нею мне стало намного легче.

Мистер Тривз кивнул.

Леди Трессилиан, внимательно наблюдавшая за ним, вдруг спросила:

— Я заметила, вас что-то беспокоит?

— Пустяк, — ответил мистер Тривз.