Впрочем, не удивлюсь, если он и сам это слышал от кого-нибудь еще: он мастер пересказывать чужие мысли.
Так вот, когда вы читаете отчет об убийстве или, скажем, детектив, то обычно все начинается с убийства. На самом деле это не так. Убийство начинается значительно раньше. Оно — кульминация множества событий и обстоятельств, которые сходятся в определенный момент в определенной точке пространства. Люди оказываются там по самым разным причинам и из самых разных уголков. Мистер Томас Ройд, например, прибыл из Малайи. Мистер Макуэртер захотел еще раз увидеть место, где он однажды пытался покончить с жизнью. Само убийство — это итог. Это Час Ноль.
Он помолчал.
— Сейчас Час Ноль.
Пять лиц повернулись к нему — только пять, потому что Макуэртер не шелохнулся. Пять недоуменных лиц. Мэри Олдин нарушила молчание.
— Вы полагаете, что смерть леди Трессилиан явилась кульминацией целой цепи событий?
— Нет, мисс Олдин, не смерть леди Трессилиан. Смерть леди Трессилиан была для убийцы лишь шагом на пути к основной цели. Убийство, о котором я говорю, — это убийство Одри Стрэндж.
Баттл услышал шумный вздох: у кого-то начинали сдавать нервы.
— Это преступление было задумано очень давно — скорее всего, прошлой зимой. Оно было продумано до мельчайших деталей и имело одну лишь цель — сделать так, чтобы Одри Стрэндж умерла мучительной смертью на виселице…
Эта хитроумная затея принадлежала человеку, который считал себя умнее всех. Убийцы, как правило, самонадеянны. Сначала нам подбрасывают несерьезные улики против Невила Стрэнджа, в полной уверенности, что мы разберемся, в чем тут дело. Однако, подбросив ложные улики один раз, преступник никак не ожидал, что мы сможем установить несостоятельность и новой серии улик. И все же, если подумать, все улики против Одри.
Стрэндж могли быть подтасованы. Орудие убийства с ее камина; ее перчатки — левая в крови, спрятанные в плюще под ее окном; следы ее пудры на внутренней стороне ворота пиджака и там же несколько ее волосков; отпечаток пальца, случайно оказавшийся на куске лейкопластыря, взятого в ее комнате. Даже удар, якобы нанесенный левшой.
И наконец, потрясающее свидетельство самой миссис Стрэндж — ее самооговор. Не думаю, чтобы кто-нибудь из вас (за исключением того, кто знает истину) верил в ее невиновность после того, как она вела себя в момент задержания. Она фактически признала свою вину, не так ли? Возможно, я бы и сам не поверил, что она невиновна, если бы не личный опыт… Меня прямо осенило, когда я смотрел и слушал ее — потому что, видите ли, я знал другую девушку, которая вела себя точно так же: признала вину, будучи невиновной. Глазами Одри Стрэндж на меня смотрела та девушка…
Но я обязан был исполнить свой долг. Я не забыл об этом. Полицейский должен руководствоваться фактами, а не чувствами. Признаться, в ту минуту я надеялся только на чудо, так как понимал, что больше ничто уже не спасет эту бедную женщину.
И чудо произошло. Оно свершилось!
Вдруг появился мистер Макуэртер со своим рассказом. — Баттл помедлил.
— Мистер Макуэртер, не могли бы вы повторить то, что рассказали мне наверху?
Макуэртер повернулся к ним. Он говорил короткими предложениями, убеждающими своей лаконичностью.
Он рассказал о том, как его сняли с утеса в январе прошлого года и о своем внезапно возникшем желании снова посетить это место.
Затем продолжал:
— Я поднялся туда в понедельник вечером и стоял крепко задумавшись. Было около одиннадцати. Я смотрел на дом над мысом, теперь я знаю, он называется Галлз Пойнт. — Немного помолчав, он снова заговорил:
— Из окна дома в море была опущена веревка. Я увидел человека, поднимающегося по этой веревке…
Когда до всех дошел смысл его слов, Мэри Олдин воскликнула:
— Так это все-таки был чужой? И это дело не имеет к нам никакого отношения. |