Женя встала и решительно направилась в кабинет Барченко. С каждым шагом уверенность улетучивалась, на смену ей пришел страх, желание скрыть свой позор, свое предательство. Открыла дверь и на ватных ногах вошла. Александр Васильевич пытливо посмотрел на нее сквозь стекла очков без оправы.

— Здравствуй. Женя. Хорошо, что выздоровела. Принесла?

— Да. Четыре письма.

— Клади их на стол, сейчас вызовем свидетелей. Позови, пожалуйста, Валерия.

Женя вышла из кабинета, ругая себя в душе, что не смогла набраться храбрости и сбросить камень, который лежал у нее на сердце, не давая свободно вздохнуть.

— Валерий, — сказал Барченко. — Пригласи кого-нибудь из соседнего отдела. Нам нужен понятой.

Через пять минут Валерий привел шифровальщика Дмитрия Никодимыча — пожилого, худого, в пенсне и жилетке, похожего на учителя гимназии и всем своим видом олицетворяющего прошлое.

— Товарищи, — серьезно сказал Барченко. — Сейчас в вашем присутствии при помощи этого старинного перстня мы запечатаем письма сургучом. Письма и перстень спрячем в сейфе. Он закрывается и открывается двумя ключами одновременно. Ключи есть лишь в одном экземпляре. Один отдадим Дмитрию Никодимычу, а второй Жене, так как она волнуется, чтобы никому до поры до времени не стало известно содержимое писем. Вкратце скажу: в этих письмах изложены события, которые должны произойти в будущем, причем в деталях. Приступаем.

Вскоре все было закончено, и Женя получила большой тяжелый ключ, который не спрячешь в кармашек платья, только в сумочку.

— Все, товарищи, свободны. — Барченко склонился над столом, разбирая бумаги. Женя подождала, когда все вышли и подошла поближе. Он поднял голову. — Женя, у тебя что-то еще?

— Да, Александр Васильевич, — чувствуя, что падает в пропасть, ответила она. — Я предала вас! Из-за меня сорвалась экспедиция в Тибет. Копию материалов, которые вы хранили, в том числе и маршрут, я передала Блюмкину. Если позволите, я расскажу, как все произошло, хотя мне нет прощения. Готова понести любое наказание. Понимаю, что в лаборатории мне больше не работать.

— Присаживайся и рассказывай, — хмуро бросил Барченко. Когда Женя закончила, он сказал: — Когда стало известно, что экспедиция сорвалась, Глеб Иванович сразу высказал предположение, что в лаборатории поработал предатель. Он без труда вычислил тебя и, хотя я всячески доказывал, что этого не может быть, похоже, остался при своем мнении. Ладно, иди работать.

— Вы меня оставляете в числе сотрудников?!

— Да. Тебя можно понять. В твоем поступке не было корысти. ты хотела спасти человека. К сожалению, это не удалось. О моральном аспекте не будем говорить… Все это должно остаться в тайне, огласка не нужна ни тебе, ни мне.

— Александр Васильевич, вы… святой! — с чувством произнесла Женя. — А мне так стыдно… Я просто дрянь.

— Ладно, я тебя прощаю… Иди работай. Экспедиция только отложена. Это не значит, что она никогда не случится. Вот только Блюмкину, если он в самом деле отправился по переданному тобой маршруту, не повезло — он не найдет Шамбалы. По предложению Глеба Ивановича настоящий маршрут хранился у меня, а тот, с которым работали вы, значительно расходился с ним. Все, иди. Мне надо работать. — И не ожидая, пока Женя выйдет из кабинета, он углубился в бумаги.

В середине лета вечером в комнату Жени, словно фурия, ворвалась Галя Бениславская. Из ее чудных голубых глаз, всегда добрых и внимательных, чуть ли не сыпались искры. От нее попахивало вином и сумасшествием.

Женя только что уложила Анюту и с беспокойством посмотрела на подругу, не без оснований полагая, что та вряд ли будет вести себя тихо.