|
Я знаком с фантастической гипотезой, что эти каменные лабиринты являлись указателями на близость иных пространств и измерений, вот только неизвестен «ключ». Интересно, что во всех странах, где обнаружены подобные каменные лабиринты, существуют предания о маленьком народе, живущем под землей: феи, гномы, а здесь чахкли, чахклинги… Поговорили, отдохнули, а теперь за работу! Лида, ты зря сегодня не осталась в лагере. Вижу, тебе совсем плохо. Юля, отведи Лиду в лагерь. Семенов! Пойдете с ними. Дорога дальняя, не с руки им быть одним в этих безлюдных местах. Здесь и медведи попадаются, а у вас есть ружье. Наташе скажите, чтобы занялась лечением Лиды, она в этом деле мастерица.
Барченко, Кондиайн и Женя двинулись дальше по ущелью, а недовольная Юля и ослабевшая Лида в сопровождении важного, но от этого не менее разговорчивого Семенова вернулись в лагерь. Больше ничего интересного, кроме красоты дикой природы исследователи не встретили и глубокой ночью вернулись в лагерь. Полярное лето закончилось. С каждым днем дни становились короче, а воздух прохладнее. Женя чувствовала себя неважно: видно, последствия бури на Ловозере давали о себе знать. Вечно веселый Семенов и тот приуныл, стал молчаливее. Состояние Лиды ухудшилось, и вскоре члены экспедиции наяву увидели, что такое северный «эмерик». Лида вдруг забилась в судорогах, затем, успокоившись, затянула какую-то заунывную песню на непонятном языке — если это вообще был язык. Потом без всякого перехода она начала кричать, биться головой о кровать, рвать на себе волосы. Ее связали, и она вроде успокоилась. Затем начались конвульсии. Лида сжалась, на ее лице отразился ужас, тело сотрясала мелкая дрожь, а на коже появились пупырышки, словно девушка замерзла. Вечером, когда укладывались спать, раздался жуткий вопль. Все выскочили из палаток и увидели трясущуюся от ужаса Юлю и смущенного Семенова. — Я вышел из-за скалы, ходил по надобности, а она как закричит! — объяснил он. Но Юля не хотела поверить, что ее напугало появление Семенова. — Я видела его! Страшный, безобразный старик… А вонь… — твердила она, с испугом оглядываясь. — Видимо, «эмерик» начал косить наши ряды, — озабоченно сказал Кондиайн. — Пора собираться в обратный путь. — Похоже, что так, — согласился Барченко. — Через два дня отправляемся назад, на Ловозерский погост, а оттуда на Мурман. Осень здесь короткая, сразу наступает зима, надо спешить. Вернувшись в палатку, Женя неожиданно почувствовала страх, подобный тому, какой пережила у колонны-сейда, страх, изгоняющий рассудок и взамен наделяющий непреодолимым желанием бежать, бежать куда угодно. Наташа хлопотала возле Юли, которая никак не могла прийти в себя от пережитого ужаса, Лида находилась в отдельной палатке, и возле очереди дежурили члены экспедиции. Вдруг Наташа обернулась и встревоженно спросила: — Женя, что с тобой? Ты такая бледная! — Ничего. Все в порядке. Высплюсь, и все пройдет. И Женя провалилась в глубокий сон без сновидений. Проснулась ночью. В палатке никого не оказалось, и это ее встревожило. Выбралась наружу и увидела, что в лагере пусто. Стоят палатки, лежат вещи, а людей нет. Женя стала кричать, звать — никто не откликался. «Неужели они бросили меня?!» — подумала Женя. Ее охватил ужас. Она сорвалась с места, но далеко убежать не удалось. Какая-то невидимая сила начала ее пеленать, и вскоре Женя оказалась закутанной в кокон. В голову полезла всякая чертовщина: гусеницы, коконы, пауки, которые ими питаются, высасывая содержимое. Возле себя она рассмотрела вход в пещеру, которого раньше не замечала, и увидела, как в глубине ее зажглись два красных уголька глаз. В ужасе Женя что есть силы ворочалась в коконе, пытаясь освободиться, но ей это не удавалось. |
