Куинси ощутил противную пустоту в желудке, чего не было уже очень долго.

— Когда возьмем Экокиллера, они быстро забудут об этом, — заверила его Рейни.

— Возможно.

— Безответственность бывает только при неудаче. Добейся успеха, и она сразу же превращается в своеобычность.

— Верно.

— Куинси, в распоряжении этих людей находился тот же труп и те же улики, что и у нас прошлой ночью, а их даже не было в этом районе, когда ты позвонил им. Ведь если бы не пошли на крайность, эта девушка до сих пор плавала бы в пещере, и обнаружение четвертой жертвы ничуть не приблизилось бы. Хэркус зол только потому, что ты опередил его. Неприятно, когда тебя превосходят, особенно посторонние.

Куинси остановился.

— Нет! Я не об этом чертовом деле. Плевать на него. Ты совершенно права. Сегодня неудачник, завтра герой. Это постоянно меняется и никакого значения не имеет.

Рейни замерла. Куинси видел в тусклом лунном свете, как побледнело ее лицо. Он редко выходил из себя, и теперь это зачаровывало и пугало ее.

— Рейни, я хочу, чтобы между нами было все ясно.

В лице ее что-то дрогнуло. Она опустила взгляд.

— Знаю.

— Дороже тебя у меня нет ничего на свете, и если я не дал тебе это понять, значит, я полный идиот.

— Ты не полный идиот.

— Относительно детей не знаю. Буду честен: одна только мысль о них смертельно пугает меня. Рейни, я не был прекрасным отцом. И сейчас не прекрасный отец. Но хочу об этом поговорить. Если ты действительно очень хочешь их, то я по крайней мере подумаю об этом.

— Хочу.

— Хорошо, тогда будь со мной откровенна. Ты хочешь только детей? Потому что я пытался… размышлял… Рейни, я просил тебя выйти за меня замуж, почему ты ни разу не сказала «да»?

Глаза ее наполнились слезами.

— Полагала, что ты никогда не перестанеш просить. Идиот не ты, Куинси. Это я идиотка.

Куинси почувствовал, что мир закружился. Он думал… Был так уверен…

— Значит…

— Говоришь, ты боишься завести детей? Черт возьми, Куинси, я боюсь всего. Боюсь обязательств и ответственности. Боюсь разочаровать тебя и боюсь, что когда-нибудь побью своего ребенка. Мы становимся старше, однако никогда не избавляемся от прошлого. И мое маячит за мной громадной тенью, от которой я отчаянно хочу освободиться.

— Рейни…

— Я твержу себе — будь счастлива тем, что имеешь. Ты, я — это хороший жребий, лучшего и представить нельзя. Мы делаем важную работу, встречаемся с важными людьми, и это неплохо для женщины, которая была живой боксерской грушей. Но… но теперь я места себе не нахожу. Может быть, счастье похоже на наркотик. Примешь чуть-чуть, потом хочешь больше. Не знаю, Куинси. Я очень хочу не желать многого, но, кажется, ничего не могу с собой поделать. Хочу более полной жизни для нас обоих. Хочу… детей, забор из белого штакетника и, возможно, чехол на чайник, хотя ни разу их не видела. Наверное, ты испуган. Но я совершенно уверена, что сошла с ума.

— Рейни, ты самая сильная и смелая женщина из всех, кого я знаю.

— Ты говоришь это только для того, чтобы я не дала тебе пинка в зад.

Она раздраженно ударила носком туфли по земле, и Куинси наконец улыбнулся. Его поразило, насколько легче стало на душе. Мир пришел в порядок. Руки перестали дрожать. Тяжкий груз, о котором он даже не подозревал, внезапно свалился с его плеч.

Куинси понимал, что сейчас не время.