Взамен же он получил нервное расстройство, потерю аппетита и стойкое отвращение к запаху тлеющего сандала.
* * *
В таком состоянии и застал его вздумавший навестить доброго приятеля Конан, бывший дикарь из северной Киммерии, теперь ж — корсар на службе Его Величества короля Зингары. Киммериец отличился в недавней битве с аргосской флотилией, за что король Фердруго предоставил ему нечто вроде отпуска. Сойдя на берег, Конан первым делом отправился в особняк Гарриго, поскольку тот не один раз приглашал его отведать отличного вина из его наследных погребов, славящихся по всей Кордаве.
Отношения между киммерийцем и знатным зингарским вельможей назвать дружбой было бы не совсем точно. Слишком разной была их сословная принадлежность, имеющая немаловажное значение во всех цивилизованных странах, а уж в Зингаре особенно. Но они питали друг к другу самые уважительные и добрые чувства. Конан не раз наблюдал Гарриго в бою, отмечая его горячую, бьющую через край отвагу, сочетающуюся с трезвостью рассудка. Не могло не нравиться киммерийцу и то, что знаменитая высокородная зингарская спесь смягчалась в герцоге природной естественностью и открытостью. Даже если он и не считал северного варвара ровней себе, в интонациях речи, с которой он обращался к Конану, это никак не проявлялось.
Герцог же, в свою очередь, относился к Конану с тайной завистью и с тайный же восхищением. Он был искренне обрадован его посещением, хотя радость эта была омрачена тем, что в нынешнем своем состоянии он не мог принять достойного гостя как следует.
— Прости меня, Конан! Столько раз я звал тебя погостить, а теперь, когда ты наконец ко мне выбрался, — ты встречаешь жалкую развалину вместо человека! — сокрушался Гарриго.
Они сидели в креслах возле пылающего очага, так как вечер был прохладный. На герцоге был один домашний халат, полуспущенный с плеч и открывающий шею и часть спины, куда осторожно прикладывал пиявки его домашний доктор, старый Хелио.
— Поверишь ли, если не цеплять перед сном этих кровососущих тварей, не смогу заснуть — так раскалывается голова! — продолжал герцог. — Наверное, нет нужды рассказывать, что стряслось в моем доме и явилось причиной моего недуга. Я думаю, весь город и так судачит об этом на каждом углу.
— Рассказывать нет нужды, — согласился Конан. — Герцог Гарриго — слишком заметная фигура в Кордаве, чтобы о свалившемся на него несчастье нельзя было не услышать от первого встречного. Но, признаться, в таком виде застать тебя я не ожидал.
— Я и сам не ожидал от себя такого!.. — с горечью усмехнулся герцог и поморщился от зуда в шее.
— Не знаю, что тебе посоветовать, — задумчиво произнес киммериец, глядя на пляшущие в очаге рваные лоскутки огня. — На те деньги, что ты отвалил бойким на язык и ловким на руку шарлатанам, можно было приобрести и оснастить целый корабль. Целый корабль, Гарриго! Карак или каравеллу… Нанять хорошего капитана… да вот хотя бы меня! Я уже давно подумываю о том, чтобы оставить службу у толстяка Фердруго и снова стать вольной птицей. Вернее, вольным зверем. Поверь мне, веселая качка палубы под ногами, свист ветра, дюжина бесстрашных головорезов под твоей командой да достойные тебя враги — мигом прогонят все твои хвори!
— Ты забываешь, что я отец, Конан, — печально сказал герцог. — Ты не знаешь, что такое отцовские чувства, и в этом, наверное, твое счастье.
— Я не знаю, что такое отцовские чувства, — согласился киммериец. — Хотя и пора бы, наверное, уже знать. Я ведь старше тебя на три года… Но какие б они ни были, эти самые чувства, не думаю, что они превратили бы меня в доверчивого простака, швыряющего деньги направо и налево и трясущегося от слов глупой старухи. |