Вожак стаи был чуть меньше остальных. Он понюхал воздух, повел носом в мою сторону, дернул головой, не отрывая от меня глаз. Из-за деревьев неслышно вышли еще два волка. Стая рассредоточилась, как будто повинуясь сигналу, взяла меня в клещи, не оставляя пути к бегству. Волки охотились — и охотились они на меня.

— Кася, — приказала я, — Кася, беги, беги сейчас же! — Сердце мое неистово колотилось. Я вырвала у нее руку и зашарила в суме. — Кася, беги! — крикнула я, вытащила пробку и плеснула камень-зельем в вожака уже в прыжке.

Вокруг зверя соткался серый туман — и гигантская каменная статуя волка рухнула к моим ногам как тяжелая глыба. Рычащие челюсти прежде чем окаменеть окончательно, напоследок щелкнули у самой моей лодыжки. Еще один волк оказался на краю тумана: каменная волна медленнее расползалась по его телу, а он, пытаясь удрать, когтил снег передними лапами.

Кася не побежала. Она схватила меня за руку, помогла подняться и потащила к ближайшему дому — Евиному. Волки хором протестующе взвыли, опасливо потыкались носами в две статуи, затем один тявкнул, а остальные вроде как согласились. Звери развернулись и скачками понеслись к нам.

Кася втянула нас в калитку Евиного сада и захлопнула ее. Но волки перескочили через забор легко, как олени. Я побоялась кидать в них огнь-сердцем, ведь после всего того, что я навидалась в тот день, я понимала — пожара ничто не остановит: огонь сожжет дотла всю нашу деревню, а может, и всю долину, а нас двоих так уж точно. Вместо того я достала маленькую зеленую склянку, надеясь, что сумею отвлечь волков и мы забежим в дом. «От него трава растет», — небрежно пояснил Дракон в ответ на мой вопрос. Теплый, здоровый цвет склянки казался мне таким Дружелюбным и приветливым, в отличие от всех прочих странных и холодных чар в его лаборатории. «И еще сорняки в запредельном количестве; этот эликсир хорош, только если поле пришлось выжечь дочиста». Я еще подумала, я им воспользуюсь после огнь-сердца, чтобы возродить наше пастбище. Трясущимися руками я выдернула пробку, и зелье потекло мне в горсть, распространяя дивный аромат — чистый, свежий и благодатный; на ощупь оно казалось приятно-клейким, как смятая трава и листья по весне, полные сока. Я выплеснула жидкость из горсти в заснеженный сад.

Волки уже неслись прямо на нас. Из мертвых грядок точно прыгучие змеи вырвались ярко-зеленые вьющиеся стебли, накинулись на волков, оплетая им лапы тугими петлями, и повергли на землю в каких-нибудь нескольких дюймах от нас. Все внезапно пошло в рост, точно целый год вместился в минуту: бобы, и хмель, и тыквы расползались по земле и вырастали до немыслимых размеров. Они преградили волкам путь; те отбивались, лязгали зубами и пытались продраться сквозь заросли. Вьюны удлинялись и удлинялись — и наконец выпустили шипы размером с ножи. Одного волка придавил набухающий скрученный побег, толстый, как древесный ствол, а на другого обрушилась тыква — такая тяжелая, что, лопнув, опрокинула зверюгу наземь.

Я глядела разинув рот. Кася настойчиво встряхнула меня, я обернулась и, спотыкаясь, бросилась следом за нею. Парадная дверь дома не открывалась, сколько Кася ее ни дергала. Мы кинулись в маленький пустой сарайчик — строго говоря, всего-то-навсего свинарник — и заперлись изнутри. Вил там не нашлось, их унесли к загону. Из оружия остался лишь топорик для рубки дров.