Повесив трубку, Турецкий вдруг заметил, что держит кейс в руке.

«Эк как меня разобрало! — подумал он с досадой, садясь в машину. — Приклеился я прям к «лимону» этому!»

Кейс полетел на заднее сиденье, через плечо.

И все-таки, включая первую передачу, Турецкий не сдержался: все же кинул взгляд на заднее сиденье, куда бросил кейс. И даже сплюнул от досады, поймав себя на этом.

Приехав через полчаса на Истряковское кладбище, он сначала надумал заставить себя оставить кейс в автомобиле, но после передумал, взял с собой.

Знакомая дорожка, поворот, еще один.

Знакомое лицо на памятнике.

Считай теперь, что тесть ему достался хоть мертвый, но с большой причудой.

— Вот, Алексей Николаевич, — вздохнул Турецкий, обращаясь к фотографии на памятнике: — Прошу любить и жаловать: — Турецкий Александр Борисович, ваш зять. Так, что еще? А впрочем, вы же знаете, наверно… Вот деньги взял, точнее, взятку взял, под будущее, надо понимать. Теперь преступник я, как вам и обещал. Во жизнь собачья… Ничего в ней нет ни хорошего, ни прекрасного, ни… — он осекся, не решаясь продолжать, хотя трансляция над железной дорогой молчала, как могила. — Вот денежки принес вам показать… — Турецкий приоткрыл кейс и показал его содержимое памятнику. — Видал? Во сколько! И все мы их на днях без сожаленья прогуляем. С вашей дочкой и вашей внучкой.

По дороге домой Турецкий специально заставлял себя не смотреть в зеркало на кейс. Он знал, что если впустит этот яд в себя, полюбит деньги сами по себе как есть, начнет деньгами глупыми, шальными, грязными вдруг дорожить… Вот тут конец. Такой конец — верней, чем пулю в лоб.

Он специально заставлял себя не смотреть назад.

А если б все же посмотрел, то, может быть, удивился.

У него «на хвосте» сидел ничем не приметный чахленький на вид сороковой «Москвич». Им управлял тот самый слепой, из «Бармалея», в котором они с Мариной и Настей были ровно неделю назад.

16

Самолет вырулил на взлетную полосу и замер на мгновение, пока командир воздушного судна запрашивал разрешение на взлет. На это ушло не более сорока секунд, после чего командир корабля кивнул второму пилоту и медленно двинул вперед рукояти секторов газа всех четырех двигателей, одновременно держа крылатую махину на тормозах. Двигатели взвыли, набирая обороты, и наконец зазвенели от напряжения, звонко заныли, прорываясь сквозь этот звон к кромешному реву; тяга их стала настолько велика, что тормоза уже держали самолет на месте из последних сил… Командир корабля отпустил тормоза, и лайнер тут же плавно тронулся с места. Когда до конца взлетно-посадочной полосы оставались считанные две-три сотни метров, командир корабля, прижимавший до этого лайнер к земле с помощью рулей высоты, вывел их плавно во взлетное положение-

Самолет взял курс на Симферополь.

— Дым! Смотрите, мы сквозь дым летим! — восторженная Настенька прилипла носом к иллюминатору.

— Да это, Настя, облака! — рассмеялся Турецкий.

— Мы летим… — Настя указывала в окно, захлебываясь от восторга. — Мы летим над облаками! Как птицы. Мы летим на самолете!

Марина расхохоталась, передразнивая Настеньку.

Самолет набрал высоту и лег на курс.