|
А потом ему представят доказательства того, что это сделано руками русских: вашу группу. Это, кстати, причина того, что гестапо не отправляет Шредера на тот свет руками своих специалистов: им нужны достоверные сведения, Гиммлер – не старые демократии, светлая им память. Это им можно было преподнести эсэсовских агентов как польских диверсантов, напавших на радиостанцию города Гляйвиц. Нет, Гиммлеру представят настоящих русских подпольщиков – вас и ваших друзей, Алекс. Потому я и советую вам исчезнуть из города как можно раньше. Пока гестапо не знает, что Ольги нет в Берлине, оно не беспокоится. Но очень скоро…
– Погодите… – Гертнер с ужасом уставился на отошедшего от окна Келлера. – Вы собираетесь… – Да, Алекс. Я охотился на него около десяти лет. Узнав, что он собирается с инспекционной поездкой в Нойштадт, я принял предложение вашего Центра о совместной операции. – Вашего?.. Вы хотите сказать… – Я хочу сказать то, что уже говорил вашему другу Максу, – холодно произнес Келлер. – Меня не интересуют ни ваша война, ни ваши дела. У меня своя война. У меня свой счет. Мой список возглавляет рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. – Но ведь это просто подарок для гестапо! – воскликнул Гертнер. – Вместо убийства опального группенфюрера фон Шредера они преподнесут Гитлеру убийство второго человека в Рейхе! И фюрер согласится на «окончательное решение русского вопроса»! – Очень жаль, Гертнер, – Келлер пожал плечами. – Я уже сказал, что меня это не интересует. Я вам сочувствую, но отказаться от дела всей моей жизни не могу. К тому же, потерпев неудачу с вашей группой, гестапо найдет другой способ. Это всего лишь вопрос времени. – Но почему?! – в отчаянии вскричал Алекс. – Почему вы хотите так поступить? Что это за ваш счет, в конце концов? Не хотите подчиниться, так хотя бы объясните, черт бы вас побрал! Келлер некоторое время смотрел на него, потом кивнул. – Что ж, – сказал он. – Это справедливо. Вы имеете право знать причины моего поступка. Следующие слова его вызвали у Алекса Гертнера почти мистический ужас – так невероятно, почти потусторонне прозвучали они. – Меня зовут, как вы понимаете, вовсе не Вольфганг Келлер. И не Отто Лауфер, разумеется, – сказал Ястреб. – Мое имя – Мордехай Юзовский. Гертнер не сразу понял смысл сказанного. – Погодите… как вы сказали? – глаза его расширились. – Мордехай Юзовский?.. Это же… Это же еврейское имя?.. То есть, вы, Ястреб… – Да, Алекс, вы правильно поняли. Одиннадцать миллионов европейских евреев ушли в небытие. Я – последний.
Но никто не пытался ее нарушить. – Это я виновата, – наконец, сказала Ольга. – Я должна была тебя предупредить. – Предупредить? – Алекс не сразу оторвался от собственных мыслей. – Что ты имеешь в виду? – В Берлине я ознакомилась с досье Ястреба. Но мне казалось, что будет лучше, если я расскажу обо всем после его отъезда. Я была уверена, что он не одобрит операции и благополучно покинет нас. Я боялась его. – Боялась? Почему? – Макс уже знает. Когда ты ушел к Ястребу, я рассказала ему. Вальдхайм молчал. – О чем знает? Чего ты боялась? – Настоящее его имя – Гельмут Кобличек, судетский немец, – сказала Ольга, поднимаясь из кресла и подходя к столу у окна. – В 1938 году, после присоединения Судетской области к Рейху, он вступил в СС. |
