— Слушаю вас.

— Итак, сэр. Приготовьтесь к тому, что вам придется слушать ненавистные англичанам обобщения. Англия — воинственная страна.

— Как и все остальные страны.

— Верно. Но у Англии особая манера вести военные действия. Прочие страны ставят целью объединение земель, Англия — это корабль, который плывет в одиночку. Это пиратский корабль, на котором действуют особые договоренности. Трофеи и колонии этот корабль берет, но равноправных союзов не заключает.

— Дальше.

— Сэр Уильям возглавлял фашистскую фракцию, все так. Но союз с германской или итальянской фракцией для гордого бритта исключен. Использовать немца — почему нет? Подчинить итальянца своей воле — возможно. Но даже это сомнительно; он смотрел на нас, инородцев, как на неудачную попытку слепить англичанина. Нелепо думать, что философ-номиналист, британский фашист заключит союз с инородцем. И если он мог нарушить обязательства перед кем-то, то только перед британцем.

— Подобно тому, — не мог удержаться от улыбки Холмс, — как шкипер пиратского корабля может отвечать лишь перед капитаном пиратского корабля?

— Рад, что вы меня поняли. Это был первый ответ.

— Искать среди англичан. Я вас понял. Дайте второй ответ.

— Сэр Уильям по натуре завоеватель. Ему требовалось первенство везде: в департаменте философии, в научной истине, в охоте на женщин. Он собирал трофеи.

И тут Шерлок Холмс в своей обычной бесстрастной манере задал вопрос:

— Профессор, ваша жена Лаура — среди трофеев покойного?

— Мистер Холмс, я философ и, как вы должно быть поняли, я философ-идеалист. Мои отношения с Лаурой далеки от привычных представлений о браке. Допускаю, что мне известно далеко не все, и детали меня не интересуют. Я, видите ли, не номиналист. Именно потому, что меня не интересуют подробности, я могу вам сказать, что, как правило, тот, кто собирает трофеи, становится трофеем сам.

— У вас был и третий ответ?

— Мой третий ответ — и вовсе из области фантазий, мистер Холмс. Видите ли, сэр Уильям был умерщвлен весьма странным образом — едва ли не пятью способами сразу.

— Шестью, — уточнил Холмс.

— Тем более. Так вот, мне пришло в голову, что таким образом общая концепция может мстить сухому факту. Допустим, сторонники объединенной Европы решают убить сепаратиста. Француз режет горло с намеком на гильотину, итальянец заталкивает в дымовую трубу, намекая на костер, немец плещет кипятком — ну, и так далее. Звучит нелепо, понимаю. Однако это объяснило бы все.

— А сами вы где были в это время?

— Как обычно, ждал возвращения свой жены Лауры и играл с детьми. Жена имеет привычку приходить поздно.

— Благодарю вас. Крайне поучительная беседа, профессор. И последнее. — Холмс слегка наклонился вперед, приблизив свое лицо к лицу Маркони. — По поводу номинализма и дедукции… Профессор, я вот о чем подумал… Арриго Рикардо Сильвио Маркони… Мне кажется или это сложная аббревиатура фамилии Мориарти?

— Ну что вы, Холмс. Это ваша фантазия.

Глава 7

Читатель, вероятно, ждет описания разговора комиссара Мерге с Хьюго Бэрримором, как то и было объявлено. Признаюсь, и сам автор был бы рад пересказать неторопливый диалог о Расселе и Оккаме. В конце концов, и автор настоящей повести солидарен во мнении с детективами — в конце концов, даже философия может что-то объяснить в этой жизни.

Но, увы, автор должен огорчить читателя. Не всем ожиданиям суждено сбываться — и жизнь (сколь бы усердно философия ни подсовывала в наш быт свои неопознанные чайники и бритвы) течет так, как ей, своевольной жизни, вздумается — и порой путешествует по таким орбитам, с которых никаких чайников Рассела и не разглядеть.