– Сама подумай…

– Ты что ж, стыдишься меня, что ли? – вскинула я голову.

– Да господи, да разве ж в этом дело? Только ведь…

– Значит, так, – сказала я, – добром не пригласишь, сама приду. Я вам такую свадьбу устрою, век помнить будете.

Аркаша поерзал, пожаловался на судьбу. Сошлись на том, что я пойду с Ломом, народу много, в толпе меня не заметят. «Как же, не заметят меня, дождешься».

Я вышла из ресторана, коленки тряслись, голова кружилась. Димка женится, не видать мне его. Будет возле жены сидеть, он из таких, чокнутых. Я поехала к Таньке, на кухне Вовка тосковал со стаканом чая.

– Вова, у Димки свадьба? – спросила я.

– Да. Говорить не велел.

– Ты пойдешь?

– Я ж свидетель, пойду.

– Вова, привези мне завтра Димку, слышишь?

– Не пойдет он, не захочет. Я про тебя спрашивал, говорит, все.

– Вова, мне только увидеть его… Привези!

– Да я что. Не пойдет он…

Я перед Вовкой на колени бухнулась:

– Приведи Димку, век должна буду.

– Лад, ты что, встань. Я попробую…

Танька рядом причитала:

– Ладка, не суйся, хрен с ним, пусть со студенточкой трахается, надоест она ему в пять минут. Натворишь дел, ох, чует мое сердце…

* * *

На следующий день я в Вовкиной квартире металась, как зверь в клетке. Ждала Димку. Вовкина мать была на даче, Вовка меня привез и за другом уехал. Я ждала, руки ломала. Услышала, как дверь хлопнула, потом Димкин голос. Я вышла, он меня увидел, в лице переменился, Вовка потоптался и сказал:

– Ну, это, пошел я, – и исчез за дверью, а Димка мне:

– Зря ты, Лада, ни к чему…

Хотел уйти, а я в рев и в ноги ему.

– Димочка, подожди, прошу тебя. Пять минут. – Он стоит, на меня не смотрит, а я реву еще больше. – Димочка, я ведь знаю, женишься, ты ко мне не придешь. Простимся по‑хорошему, ведь на всю жизнь прощаемся. Люблю я тебя, Дима, пожалей меня…

Я ему руки целовала, а он губы кусал, попросил жалобно:

– Лада, пожалуйста, не надо. Тяжело мне.

– Димочка, последний раз, последний раз…

Он хотел меня поднять, а я ему в шею вцепилась, потянула за собой на пол, торопливо целуя.

– Возьми меня, – попросила, срывая одежду.

Куда мужику деваться?

Обоих трясло, лежали обнявшись, я глаза открыть боялась. Димка меня поцеловал и шепнул тихо:

– Пошли в Вовкину комнату.

Время пролетело, я и в себя не успела прийти.

– Уходить мне надо, – тихо сказал Димка, я обхватила его за плечи и попросила:

– Еще полчасика, и пойдешь.

Часы пробили одиннадцать. Тут уж я сама ему сказала:

– Иди, Дима, поздно, – отвернулась, слезы глотаю. Он ко мне прижался:

– Лада, уйду в двенадцать.

Не ушел. Только в четыре утра поднялся, стал одеваться.

– Ты ее не любишь, – сказала я, сидя в постели. – Зачем жизнь себе и мне калечишь? Ты меня любишь.

– Люблю, – вздохнул он. – Только теперь не переиграешь.

А я на нем повисла, зашептала жарко:

– Давай уедем вдвоем, слышишь?

– Господи, Лада, сегодня ж свадьба, гостей до черта. И Светка.

– Что Светка? Ее тебе жалко, а меня нет? Неужели жизнь свою погубишь, для того чтобы какие‑то балбесы на твоей свадьбе напились, наелись? Уедем, Дима, на юг, пусть тут без нас разбираются. Вернемся через месяц, все поутихнет.