Она зашла в ванную. Взяла мыло, склонилась над рукомойником и только тогда заметила висящие на сушилке выстиранные мужские носки и трусы. На полочке под зеркалом – новенькая зубная щетка. Рядом – баллончик с пеной и бритвенный станок. «Основательно устроился, – подумала Ольга, чувствуя, как в душе стремительно закипает гнев. – Сережа лежит под капельницей в реанимации, а эта свинья деликатесы готовит. Лангет с шампиньонами! Сейчас я из него самого лангет сделаю!»

Теряя над собой контроль, она выбежала из ванной, по пути смахнув на пол зубную щетку и бритву.

– Жирный, сытый негодяй! – крикнула она, нанося ему звонкие пощечины. – Как ты можешь так жить?! Как ты еще не умер от стыда?! – Оленька, – бормотал Глеб, втягивая голову в плечи. Он не мог защищаться, его руки были заняты, он резал колечками лук. – Оленька, я ради тебя! Я только ради тебя…

– Да ты о своем брюхе беспокоишься, а не обо мне! Ты только о своем благополучии думаешь! Носочки постирал, супчик сварил. А Сергей в больнице, обескровленный, без сознания… Негодяй, негодяй!

Она заводилась все сильнее и уже вцепилась Глебу в горло, а тот, кривясь от боли, отступал к стене.

– Оленька… Да угомонись же ты… – сбивчиво говорил он. – Ты просто одурманена… Ты не понимаешь, что сможешь стать счастливой, только если его не станет…

– Что?! – вспылила Ольга. – Что ты сказал, подонок?! Дрянь!! Ничтожество!!

Не отдавая отчета своим действиям, она схватила со стола кухонный нож и с замаха, как саблей, полоснула по мутному розовому лицу Глеба. В последнее мгновение тот успел подставить руку, и лезвие вязко вошло в его запястье. В лицо Ольге фонтаном брызнула горячая темная кровь. Глеб вскрикнул от острой боли, прижал обагренную руку к груди и опустился на корточки.

Ольга выронила нож и, пошатываясь, вышла из кухни.

– Спасибо, спасибо, милая, – всхлипывая, бормотал ей вслед Глеб. – Это лучшее, что ты могла сделать для меня… Все разрешилось… Спасибо тебе…

– Глеб! – сдавленно произнесла Ольга, медленно приседая перед ним. – Глеб, тебе больно?

– Разве это боль? – искаженным голосом ответил он. – Это уже наслаждение…

– Глеб! – заволновалась Ольга и схватила его за плечи. – Глеб, черт тебя подери! Я не хотела, я сама не знаю…

Она приподняла его ослабевшую руку, полными ужаса глазами посмотрела на черную, обильно кровоточащую рану. Глеб скрипнул зубами от боли.

– Глеб, прости меня, – прошептала Ольга.

– Нет, это ты меня прости…

Она вскочила на ноги, уже ясно осознав, что нужно делать, распахнула дверцу шкафа, выдернула оттуда аптечку. Рассыпав на столе таблетки, ампулы, коробочки и тюбики, она схватила пузатую упаковку бинта, разорвала ее и стала туго наматывать бинт на запястье. Бинт тотчас насквозь пропитывался кровью, и тяжелые капли шлепались на кафельный пол. Ольга торопилась, руки ее дрожали. Глеб кряхтел и мотал головой.

– Зачем это все? – бормотал он. – Не надо, Оля… Может, лучше оставить все как есть?

– Да не зуди ты мне под руку! – в слезах крикнула она. – Надо перетянуть вену жгутом… Сейчас… Где-то у нас была резиновая трубка…

Она выбежала в ванную, нашла там трубку, которой когда-то помогали Ксюше, когда у нее болел животик, оголила Глебу предплечье и туго стянула его.

– За что мне такое наказание! – всхлипывала она, заново перебинтовывая запястье.