– И Мэтт знает, как нас зовут. – Я прикладываю руку к сердцу.

– Мэтт с плаката? – ухмыляется Рейна.

– Какое кощунственное описание. – Я морщу нос. – Серьезно тебе говорю, этот парень – голубая мечта любой девушки прошлого века…

– Мы бы смогли оценить, если бы кое кто не обрезал ему половину головы при попытке сделать совместное селфи.

– Я не виновата, что в нем почти два метра роста. Я уже говорила, что в нем почти два метра роста?

– Раз десять, и я не преувеличиваю, – говорит Рейна.

– А я говорил вам, что он знал, как произносится имя Эсхила? И сразу правильно поставил ударение? – вмешивается Андерсон.

– Прямо идеальный парень, – улыбается Брэнди.

– О да, – кивает Андерсон. – Неужели вам не захотелось бы… например, украсть его школьную куртку и позволить ему…

– Пригвоздить себя к кровати? – заканчивает за него Рейна.

Андерсон прячет улыбку и быстро качает головой.

– Ладно. – Он косится на дверь мисс Джао. – Новости есть?

– Никаких, – отвечает Рейна. – Ни одной зацепочки. Гарольд думает, мы будем ставить «Кордебалет».

Андерсон оборачивается к ней лицом:

– Но почему?

– Нутром чует? Или у рыжих просто интуиция хорошая.

– У рыжих какая то особая интуиция?

– Если верить Гарольду, да.

Гарольд Маккаллум: самая сладкая булочка. Самое сиятельное солнце. Парень Рейны. Они познакомились примерно год назад: она ведет в интернете группу поддержки для трансгендерных людей. Сам Гарольд – цисгендер, но его близнец – небинарная персона. А еще он очень скромный и восхитительно странный. Когда Рейна говорит о нем, в ее голосе всегда слышится улыбка.

– Тогда у меня тоже есть теория, – заявляет Андерсон. – Будет что то средневековое.

– Что о?

– Нет, послушай. В прошлом году мы ставили «Вестсайдскую историю», а у девятого класса был мюзикл «Чем дальше в лес». Наш восьмой класс – это «Пока, Пташка».

– Все равно не понимаю, – качает головой Брэнди.

– Сейчас поймешь. В среднем эти постановки были дешевы, верно? Мы просто переключаемся между двумя наборами: пятидесятыми и Средневековьем. И их постоянно чередуют, чтобы никто не заметил. Вот увидишь. Сейчас к нам придет Джао с листом записи. – Энди явно наслаждается моментом, возможностью выдать информацию, и я снова вижу ямочки на его щеках. – И станет ясно: в этом году у нас Средневековье. Так и знайте. «Золушка», «Камелот»…

– Или «Кордебалет». И ты будешь чувствовать себя ну очень глупо, – прерываю его я.

– Да, но «Кордебалет» в средневековых костюмах. – Он поднимает вверх палец. – Всегда думай о деньгах, Гарфилд. Всегда – о деньгах.

Мы с Рейной хором фыркаем. А вот ответить на его слова чем то остроумным уже не успеваем: дверь кабинета мисс Джао со скрипом открывается, и болтовня в коридоре тут же стихает.

Андерсон хватает меня за руку. Мое сердце колотится где то в горле. Довольно глупо, потому что никакой интриги нет. Каждый год все проходит одинаково. В первый учебный день мисс Джао объявляет, какой мюзикл мы будем ставить этой осенью. Потом я пару недель психую и слушаю саундтрек к нему на повторе, позволяя себе помечтать. Каждый раз у меня в голове крутится одна и та же абсурдная мысль. Может, в этом году будет иначе? Может, сейчас что то изменится? Но в глубине души я точно знаю, где моя фамилия окажется, когда появится список ролей.

В самом низу. В ансамбле. Роль без имени. Я просто звезда в номинации «Роль без имени в ансамбле».