Картина действительно была потрясающей: Геннадий Семенович держал руку на моем пульсе, а Нина Игнатьевна с изумлением на это взирала. То, что ее взгляд был тоже на моем запястье, я видела и в полутьме.

Что касается Геннадия Семеновича, то он испепелял «удивительное создание» ненавидящими глазами. Они тоже были сильней темноты.

— После фильма мы с Гришей уйдем в город: должна подготовиться к завтрашнему дню, — продолжала объяснять свое появление Нина Игнатьевна. — Гриша преподнесет вам, Геннадий Семенович, цветы!

Так как среди «послеинфарктников» было много деятелей науки и культуры, без которых не мог обойтись ее клуб, Нина Игнатьевна намного сокращала срок своего отдыха и лечения. Я поняла, что не только искусство, но и любой благородный фанатизм требует жертв.

— Ничто не возвращает ветеранов в минувшие годы с такой эмоциональной силой, как музыка, песни! — собираясь в город, говорила Нина Игнатьевна. — Я могу, Геннадий Семенович, прислать за вами машину. Заказать такси… Если надо, пожалуйста! — с лихорадочным блеском в глазах продолжала она.

— Зачем же такси? Мы с Галей после ужина совершим променад. Медленным шагом… Вы не оставите меня в одиночестве?

— Не оставлю, — сказала я.

Я была уверена, что в моем присутствии он будет выбиваться из сил, чтобы покорить зрителей и меня.

— Давай еще кого-нибудь пригласим! — попросил Нину Игнатьевну Гриша, не желавший, чтобы медленным шагом мы с Геннадием Семеновичем шли вдвоем.

— Это мой вечер. И приглашаю на него я, — не глядя в Гришину сторону, возразил Геннадий Семенович.

— Зачем ты вмешиваешься? — одернула сына Нина Игнатьевна. — Ветераны послушают вас… споют. Сколько на это уйдет времени?

— Творчество трудно запрограммировать, — со снисходительным, вальяжным сарказмом ответил Геннадий Семенович. — Как уж я там разболтаюсь!

— А вот Достоевский иногда точно определял, к какому числу он закончит произведение, — проявляя не столько эрудицию, сколько свою обычную бесцеремонность, встряла я в разговор.

— «Его пример — другим наука!» — прикрылся цитатой Геннадий Семенович. — Следуя Федору Михайловичу, будем рассчитывать на полтора часа.

— Значит, ужин вам подадут на час раньше. Я договорилась!.. — пошла на приступ Нина Игнатьевна. — Четверти часа вам хватит?

— Хватит, — ответила я, хотя знала, что Геннадий Семенович за столом не торопится, так как врачи сказали, что это наносит жестокий удар по пищеварению.

— Отсюда до нашего клуба — час пятнадцать. Как раз медленным шагом! Начнем прямо в девятнадцать часов тридцать минут. А уже в двадцать один ветераны пойдут домой!. Чтобы успеть к праздничному столу… День освобождения города от фашистских захватчиков они отмечают торжественно. Поэтому я и рассчитываю по минутам! Обойдемся на этот раз без концерта: ваше выступление — это и литературный вечер, и научная лекция, и концерт.

— Не предупреждайте заранее, что в комнату войдет красивая женщина, если не хотите добиться эффекта разочарования, — посоветовал Геннадий Семенович. — Это известно, но истина не бывает банальной!

Назавтра позвонил Павлуша. Он просил поздравить Нину Игнатьевну и Гришу с годовщиной освобождения их города. Сказал, что с утра, как шахтер или строитель метро, начинает подземную работу, чтобы оттуда, «из-под земли», добыть путевку Корягину.