До твоей золотой головы он дотрагивался с брезгливостью. Уж не говорю о веснушках. — Она дотронулась до тех, что были на левой щеке. — Он сразу же, разумеется, согласился, что в здешних климатических условиях и со мной рядом тебе будет лучше. Я благодарна ему за это. Но неужели ранний, необдуманный брак третий раз обрушится на мою голову?!
— Да Люба не пойдет за меня!
— За тебя! Она что, ненормальная?
— Она очень красивая.
— А ты? Взгляни на себя!
У тети Зины, как я уже писал, свое видение мира.
— И что же, многие претендуют на нее… если она такая красавица, как ты говоришь? — осторожно осведомилась она.
— Претендовали бы! Если б мы не учились в женском монастыре. Сильный пол представлен у нас весьма слабо: одним только мною.
Тетя успокоилась. Мне ее стало жалко.
Потом она опять невзначай спросила:
— И что же? Ты говорил ей… Об этом своем роковом намерении?
— Сказал что-то. Пролепетал…
— Не удержался?! О намерении или только о чувстве?
— Только о чувстве.
— А она?
— Один раз… примерно год назад заметила, что у меня глаза «без всякой зашиты», И успокоила: «Только никакого трагизма!» Вероятно, имела в виду, что они без ресниц Ничего скрыть не могут!
— У тебя нет ресниц?!
— Это я сказал.
— Но она так думает! Так их расценивает!.. Действительно, их «как бы» не существует. На самом же деле это тонкие, золотые стрелы.
У тети абсолютно свое видение мира. И моих ресниц тоже.
* * *
А сегодня вечером тетя Зина все никак не решалась первой прикоснуться к теме моего «жениховства». Я на этом поприще вперед не продвинулся — и рассказывать было не о чем. Но все же я не стал мучить ее и рассказал:
— У Любы тоже есть тетя. У которой она живет, потому что приехала учиться из Костромы.
— Нечерноземье! — сказала тетя Зина, мысленно обвиняя Любу в том, что земля ее лишена плодородия.
— Красивейший край! — ответил я. — Такие леса, такие просторы… Все первозданное!
— Это она внушила тебе?
— Она.
— Иван Сусанин был, помнится, из тех мест. Уж не заведет ли она тебя, Митенька?..
— Я же не оккупант.
— Как ты прямолинейно меня понимаешь. Значит, гам уже подключилась тетя? Знаю я этих теть!
— А я вот о них ничего дурного сказать не могу. Она спохватилась:
— Значит, временно живет у московской тети? А дальше?
— Ей нелегко: стыдно обременять. В отличие…
— Ты «обременяешь»?! — стремительно оборвала мою мысль тетя Зина. — Обременяешь? Кого?
Она вытянула вперед руки, тоже длинноватые, худые, покрытые веснушками всех размеров и видов. Мне опять стало жалко ее.
— Я бы, прости, Митенька… хотела взглянуть на нее. Устраивать смотрины неудобно, провинциально. Захвати ее с собой на очередную «литературную субботу». В библиотеку…
Тетя Зина считается главным просветителем в нашем двенадцатиэтажном доме. Она многих приучила ходить в свою библиотеку на читательские конференции, которые назвала «литературными субботами». Некоторые путают и называют их «субботниками».
Особенно увлекся конференциями полковник Николай Михеевич, который живет в соседней квартире. Интендант в отставке постоянно доказывает, что хоть сам и не был на передовой, но интендантство — равноправный род войск: «Без хлеба и одежды не повоюешь!. |