Изменить размер шрифта - +
До твоей золотой головы он дотрагивался с брезгливостью. Уж не говорю о веснушках. — Она дотронулась до тех, что были на левой щеке. — Он сразу же, разумеется, согласился, что в здешних климатических условиях и со мной рядом тебе будет лучше. Я благодарна ему за это. Но неужели ранний, необдуманный брак третий раз обрушится на мою голову?!

— Да Люба не пойдет за меня!

— За тебя! Она что, ненормальная?

— Она очень красивая.

— А ты? Взгляни на себя!

У тети Зины, как я уже писал, свое видение мира.

— И что же, многие претендуют на нее… если она такая красавица, как ты говоришь? — осторожно осведомилась она.

— Претендовали бы! Если б мы не учились в женском монастыре. Сильный пол представлен у нас весьма слабо: одним только мною.

Тетя успокоилась. Мне ее стало жалко.

Потом она опять невзначай спросила:

— И что же? Ты говорил ей… Об этом своем роковом намерении?

— Сказал что-то. Пролепетал…

— Не удержался?! О намерении или только о чувстве?

— Только о чувстве.

— А она?

— Один раз… примерно год назад заметила, что у меня глаза «без всякой зашиты», И успокоила: «Только никакого трагизма!» Вероятно, имела в виду, что они без ресниц Ничего скрыть не могут!

— У тебя нет ресниц?!

— Это я сказал.

— Но она так думает! Так их расценивает!.. Действительно, их «как бы» не существует. На самом же деле это тонкие, золотые стрелы.

У тети абсолютно свое видение мира. И моих ресниц тоже.

 

 

* * *

А сегодня вечером тетя Зина все никак не решалась первой прикоснуться к теме моего «жениховства». Я на этом поприще вперед не продвинулся — и рассказывать было не о чем. Но все же я не стал мучить ее и рассказал:

— У Любы тоже есть тетя. У которой она живет, потому что приехала учиться из Костромы.

— Нечерноземье! — сказала тетя Зина, мысленно обвиняя Любу в том, что земля ее лишена плодородия.

— Красивейший край! — ответил я. — Такие леса, такие просторы… Все первозданное!

— Это она внушила тебе?

— Она.

— Иван Сусанин был, помнится, из тех мест. Уж не заведет ли она тебя, Митенька?..

— Я же не оккупант.

— Как ты прямолинейно меня понимаешь. Значит, гам уже подключилась тетя? Знаю я этих теть!

— А я вот о них ничего дурного сказать не могу. Она спохватилась:

— Значит, временно живет у московской тети? А дальше?

— Ей нелегко: стыдно обременять. В отличие…

— Ты «обременяешь»?! — стремительно оборвала мою мысль тетя Зина. — Обременяешь? Кого?

Она вытянула вперед руки, тоже длинноватые, худые, покрытые веснушками всех размеров и видов. Мне опять стало жалко ее.

— Я бы, прости, Митенька… хотела взглянуть на нее. Устраивать смотрины неудобно, провинциально. Захвати ее с собой на очередную «литературную субботу». В библиотеку…

Тетя Зина считается главным просветителем в нашем двенадцатиэтажном доме. Она многих приучила ходить в свою библиотеку на читательские конференции, которые назвала «литературными субботами». Некоторые путают и называют их «субботниками».

Особенно увлекся конференциями полковник Николай Михеевич, который живет в соседней квартире. Интендант в отставке постоянно доказывает, что хоть сам и не был на передовой, но интендантство — равноправный род войск: «Без хлеба и одежды не повоюешь!.

Быстрый переход