Дальвиг смог, оскальзываясь и рискуя снова очутиться в реке, на четвереньках выбраться на берег. Дикарь несмело выглянул из‑за ближайшего дерева, толстого кедра с замшелой корой. Не увидев опасности, конь виновато поджал уши и, понурив голову, подошел к хозяину. Тот обессиленно опустился на колени и стоял, упершись ладонями в острые камешки. Вода лилась с одежды ручьем; Вальдевул сиротливо валялся рядом. В тот вечер Дальвиг уже не смог продолжить путь.

КАК СОВМЕЩАТЬ ПОЛЕЗНОЕ С ПРИЯТНЫМ

Эта ночь прошла ужасно. Большой костер, зажженный с помощью кое‑как сработавшего заклинания, никак не мог просушить одежды и тело; холодный ветер дул между редкими деревьями до самого утра. Дальвиг просидел все это время не смыкая глаз. Прижавшись спиной к камню, сжимая в руках обнаженный меч, он всматривался в мечущееся под порывами ветра пламя костра невидящими глазами. Временами ему казалось, что там, в кромешной тьме, за обманывающими глаза метаниями огненных языков, бродят смутные тени. Сквозь треск костра слышались загадочные и неразборчивые звуки. Был ли это разозленный дро, не решающийся напасть на готового к бою обидчика, или же видения, посланные усталым разумом, – Эт Кобос не знал.

Под утро костер погас. Небо стало незаметно, но быстро светлеть. Одна за другой гасли звезды, а месяц, выбравшийся на небосвод незадолго до восхода, бледнел и терялся в голубеющих просторах. Тут и там из сумрачных глубин проявлялись тонкие полосы перистых облаков, стремительно плывущих на запад.

Мир отпечатывался в замутненной голове Дальвига отдельными картинами. Раз! Он пялится на багровые угли и струящийся в небо жиденький дымок. Два! Он вздрагивает и видит перед собой небо. Кажется, дым поднялся уж очень высоко и теперь стал далеким прозрачным облаком. Три! Перед носом шершавый бок камня, бугристый, с несколькими мелкими трещинами и сине‑зеленой полосой, исчезающей в одной из них. Верхушка камня ярко освещена солнечными лучами. Рядом, в буреломах, шумно возятся и пищат бурундуки, а где‑то невообразимо высоко клекочет коршун, высматривающий мышь.

Больше всего на свете Дальвигу хотелось очутиться в мягкой и теплой постели, выпить большую кружку подогретого красного вина, съесть здоровенный кусок мяса… Тело ломило так, словно он простыл до лихоманки. Руки и плечи зябко дрожали, ноги же словно онемели – он их совершенно не чувствовал. Со стоном и чуть ли не слезами из глаз Дальвиг заставил себя встать. Солнце было еще слишком низко… Он мог бы погреть ладони, если бы вытянул их вверх над головой, чтобы поймать бледный желтый луч. Эт Кобос поежился, всей кожей чувствуя мерзкую заскорузлость не просохшей до конца одежды. Вместо удобств, о которых он только что мечтал, впереди ждали сухари с душком и скачка в надоевшем седле.

Превозмогая желание свалиться и лежать на мягком мху, на верхушке так обольстительно округлого валуна, под теплыми лучами солнца, которое наконец‑то перевалило верхушки деревьев, Дальвиг понесся по знакомому ущелью. В обратный путь. Удалиться как можно скорее от отвратительных гор Гирм‑Марах, убраться из Белоранны. Теперь, когда он получил в руки армию (пускай и такую, которую еще предстоит создать), путь впереди только один: в самое сердце Энгоарда, к гнезду ненавистного Симы. Скользя взглядом вокруг себя, Дальвиг высматривал в листве редких берез и осин желтые и красные листья.