– Глупость! Много ты навоюешь! С вашей стороны Барьерных Гор Черные, словно крысы, прячутся и таятся… кроме разве что Ргола Перстенька на западе. А ты вдруг решил бунтовать в самом центре Империи Белых! Наивно при этом надеяться уцелеть.
– Наивно? – Дальвиг презрительно хмыкнул и поглядел на лицо Хейлы, ставшее мрачным и жестким. – Значит, я мальчишка? Ни на что не способный, глупый, еще какой‑нибудь? А я думал, ты ко мне относишься серьезнее.
– Дурак! – зло крикнула Хейла. – Ты на самом деле просто глупый и жестокий мальчишка. Уходи, не хочу тебя слышать!
– Замечательно! – Дальвиг помахал ей рукой и вернулся в свой замок через зеленый овал Ворот. Тогда в нем кипела злость, и только под утро он подумал, что не стоило так вот прощаться со своим единственным надежным союзником.
Сейчас, вновь вспоминая тот странный разговор, Дальвиг вдруг почувствовал: Хейла внезапно стала для него почти чужой. Он не мог представить себе, что сможет так же просто, как раньше, обнять и поцеловать ее… Надевая неестественно легкие доспехи, он чувствовал, как сжимается грудь. Так ли холодна эта кираса, или озноб вызван совсем другими причинами? Может быть, его посетило предчувствие смерти… а может, это только страх? Ведь не может он быть совершенно спокойным, когда предстоит такое. И все же прямоугольный кусочек неба, заполненный коловращением серо‑сизых туч, притягивал взгляд, словно Дальвиг смотрел на небеса в последний раз в жизни.
Надев доспехи – почти полностью, за исключением шлема и перчаток, Эт Кобос вышел во двор, где его ждали собравшиеся наемники. Восемнадцать человек. Значит, двое все‑таки посмели сбежать? Быстро окинув взглядом неровную шеренгу, Дальвиг вычислил имена: Бит и Обминг, два неряшливых крепыша, нанятые в Шатхайпале. Они всегда держались друг друга и теперь решили вместе поспорить с ядом. Что ж, Дальвиг не собирался тратить на них сейчас время и силы. Даже если дезертиры немедленно умрут, наемники не смогут увидеть их смертей, значит, проку в них нет. Яд все равно подействует через несколько дней, а пока пусть надеются, будто смогли обмануть колдуна. Да, он ведь еще обещал дать время вражеским палачам!
– Сударь! Господин наш! – Жалобный вопль вывел его из размышлений и вернул к действительности. У ног Дальвига в холодной грязи на коленях елозил Эндамон, покинувший ряды хмурых солдат: Схватив Эт Кобоса за подол торчащей из‑под кирасы ватной куртки, наемник причитал: – Пощади нас! Излечи, дай противоядие! Мы станем верно тебе служить и не возьмем больше денег! Только не дай погибнуть здесь. Уведи нас прочь, куда угодно, пока есть еще дорога на юг через озера!
Эндамон был жалок. Всегда чистые и расчесанные волосы теперь висели, как связка веревок на поясе золотаря. Нос был покрыт темно‑красными язвочками – явный признак Огненной Чесотки. Пуская слюни и плача навзрыд, Эндамон готов был жрать грязь под ногами надменного мальчишки.
– Я заплатил вам деньги и брать их обратно не собираюсь, – холодно сказал Дальвиг. Из‑под насупленных бровей он оглядел поочередно всех солдат и крикнул: – Вы уже пытались предать меня, даже убить! И теперь молите о пощаде? К таким, как вы, у меня нет никакой жалости. Отныне вы можете только одним способом заслужить ее: сражаясь. Идите на стены, вынимайте оружие и бейтесь, дабы отработать потраченное золото. Если вы будете умелы, достаточно злы и целеустремленны, тогда сердце мое может смягчиться. Нас ждет только одна битва. Я сам не собираюсь здесь умирать, и тот, кто постарается, уйдет вместе со мной, вылечится от яда и получит еще денег.
Глубоко вздохнув, Дальвиг вытянул руку вбок, указывая пальцем на стену.
– Ваше спасение там. Вперед!
После этого он отвернулся, тщательно вслушиваясь, не бросится ли кто на него, чтобы рубануть мечом по незащищенной голове. |