— Вот так сразу и нет?

— Виталий Родионович, вы уж извините, но это моя работа. И я со всей уверенностью могу заявить, что ваша блокировка — это врожденный элемент. Она такая же часть вашего организма, как тонкие оболочки. Собственно, одной из них она и является.

— И вы предлагаете, в случае неудачи в исследованиях и соответственно невозможности сворачивания оболочки, попросту ее отрезать? — нахмурился я.

— Виталий Родионович, рассматривайте это как… ну как ампутацию шестого пальца на руке или атавизма вроде хвоста. Совершенно ненужных человеку частей, согласитесь? — устало проговорил Берг, растеряв весь свой жар и поглядывая на выход. Намек понял, удаляюсь.

— Что ж, господа… и дама, — в полный голос заявил я, привлекая внимание и без того навостривших уши исследователей, после чего отвесил всем присутствующим вежливый полупоклон в полном соответствии с требованиями, изложенными в своде правил приличий. — Сегодня у меня был крайне занимательный день. Благодарю вас за проявленное внимание и интерес к моей проблеме, и позвольте откланяться до завтра. Вам, Берг Милорадович, моя отдельная благодарность за снисхождение к неучу и увлекательную беседу. Покойной ночи.

Облив всю компанию елеем, я выскочил за дверь и чуть ли не бегом помчался во флигель. Жрать хочу, это что-то неописуемое!

— Ва-аше благородие, — прогудел Лейф, встречая меня в холле, — а я уж было собрался идти вас искать. Как утром вскочили спозаранку, толком не поевши, и ушли. Уж обед остыл, а вас все нет. Так я Ладе велел, чтоб она его господам охранителям отнесла, а сам вот опять к плите встал да по второму разу готовить принялся.

— Лейф, подожди… Мы же вроде договорились насчет всех этих «баринов» и «благородий». Обращайся по имени.

— Ну уж простите, запамятовал, — все так же размеренно пробубнил повар. Тут скрипнула дверь, и на пороге появилась вторая часть моей «свиты». Лейф тоже ее заметил. — Лада! Виталий Родионович пришли. На стол в гостиной накрывай да смотри горячее наперед неси и штоф не забудь, а то знаю я твои замашки немецкие!

— Вот что, Лейф, пока Лада на стол накрывает, собери корзинку с едой да отнеси ее исследователям. Они в западном крыле сидят. Скажешь дежурному на этаже, он проводит. Тоже, поди, целый день голодные. Увлеклись работой, про обед и вовсе забыли. А им, в отличие от меня, еще до дома добираться, и то неизвестно, когда разойдутся. Пусть перекусят.

— Соберу, — кивнул Лейф. — Вот прослежу за тем, как эта вертихвостка стол накрывает, и отнесу.

— Вот и ладно. — Я кивнул повару, и мы вместе вошли в комнату.

Библиотека несколько изменилась, приобрела жилой вид. Давешний журнальный столик, вместе с креслами, был отодвинут ближе к камину, а на их месте появился большой овальный обеденный стол с белоснежной, вышитой скатертью, в окружении шести массивных стульев с высокими, резными спинками. На столе пара серебряных канделябров (зачем они здесь, не представляю) и низкая ваза с живыми цветами.

Пока я приводил себя в порядок в ванной, Лада носилась между этажами, как наскипидаренная. К тому моменту, когда я, умытый и голодный, скинув пиджак (ну визитку, один хрен), вышел в гостиную (с появлением «лишней» мебели, язык уже не повернулся назвать эту комнату библиотекой), на столе уже красовалась куча приборов, соусников и блюд, а Лада как раз появилась на лестнице, с огромной супницей. Мама дорогая, да мне столько ни в жизнь не сожрать! В ответ желудок проурчал что-то вроде: «за себя говори» и замер в ожидании. Лада поставила супницу на стол, сняла с нее крышку, выпустив из-под нее горячий пар, и по комнате поплыл аппетитнейший аромат сборной мясной солянки с копчениями.