Говоря о гостях, оп явно имел в виду миссис Элеонору Джон, влиятельную партийную деятельницу с побережья, приехавшую вместе с ним. Она была уже не первой молодости, но сильно накрашена и надушена и, несомненно, принадлежала к тому сорту женщин, которые в случае необходимости умеют постоять за себя. Она восседала по левую руку от министра, непрерывно курила и обмахивалась веером. Рядом с ней сидела красивая девушка, о которой я уже говорил. Я не заметил, чтобы за все это время они обменялись хоть словом или взглядом. Странно было видеть такую молоденькую девушку в компании этих видавших виды людей. Можно было подумать, будто они остановились по дороге в каком-нибудь монастыре и вызвались подвезти одну из послушниц до соседней обители.

После того как министр окончил свою речь, он и его свита были приглашены в резиденцию директора, так мистер Нвеге называл свой дом – квадратную панельную коробку. При появлении мистера Нанги танцы во дворе возобновились. Охотники, израсходовав свой порох, кротко дожидались обещанного пальмового вина.

Министр переходил от одной группы танцующих к другой, с достоинством делал несколько па и налеплял красные однофунтовые бумажки на потные лица лучших танцоров. Одной только группе он отдал таким образом целых пять фунтов.

Человек, который уже обратил наше внимание на скромность министра, теперь расписывал перед нами другое его достоинство. Присмотревшись к этому человеку, я увидел у него на глазу бельмо – «ракушку», как у нас говорят.

– Сразу видно, – разглагольствовал одноглазый, – что деньги для него – тьфу. Небось люди ему завидуют, думают, министру на государственные денежки неплохо живется, а он вот так все и раздает.

Позднее, когда мы уже сидели в резиденции директора, я сказал мистеру Нанге:

– Вы потратили сегодня уйму денег.

Он улыбнулся, задумчиво глядя на стакан холодного пива, который держал в руке, и ответил:

– Потратил, говоришь? Ты, брат, многого не понимаешь. Я «вот так все и раздаю», ничего себе не оставляю. Если когда-нибудь придет к тебе человек и скажет: «Хочу сделать тебя министром», – беги от него со всех ног. Говорю тебе истинную правду. Бог мне свидетель. – В подтверждение своей божбы он, согласно обычаю, высунул кончик языка. – Быть министром сладко на вид, да горько на вкус. Можешь мне поверить.

– Умный человек – умные речи, – вставил одноглазый.

Только Джошиа, владелец местной лавчонки, позволил себе хотя бы в шутку не согласиться с министром.

– Что до меня, – сказал он, – так мне денежки оскомину не набьют. Дайте мне жалованье министра – я и хлопоты возьму в придачу.

Все засмеялись. Миссис Джон возразила:

– Нет, мой друг, узнали бы вы заботы богачей, не так бы заговорили. У моего народа есть пословица: «Богатым быть – забот не избыть».

Миссис Джон, если верить слухам, была близким другом министра; она и в самом деле держалась так, словно имела на него особые права, да и недаром же она приехала из Покомы, проделав путь в триста пятьдесят миль. Я знал о ней из газет: она была членом Библиотечной комиссии одного из ведомств, подчиненных министру. Ее массивное коралловое ожерелье стоило сотни фунтов, как топотом передавали друг другу присутствующие, пока она рассуждала о преимуществах бедности. Она слыла «королевой коммерции». У нее было нищее детство – насколько мне известно, она рано осталась сиротой – и никакого образования; смазливое личико и железная воля – вот все, с чем она начинала. Сперва простая лоточница, она со временем стала хозяйкой маленькой лавочки, а там уже пошли и дела покрупнее. Теперь она держала в своих руках всю торговлю импортным подержанным платьем и ворочала сотнями тысяч фунтов.