День тянулся бесконечно. Через какое-то время ирландец вышел из дома, притащил ворох шпал и соорудил из них некое подобие баррикады по обе стороны стен. Стены хибарки — защита никуда не годная, пули прошьют их, словно бумагу. Вот железнодорожные шпалы — дело другое. Крис трудился не покладая рук на протяжении нескольких часов, складывая шпалы штабелями. Окончательно вымотавшись, он присел отдохнуть. Пот заливал глаза, руки огрубели от шероховатого, расслаивающегося дерева.

За это время индеанка успела уехать, забрав с собой мужа и ребенка. Крис пожалел, что не попытался откупить у женщины одного из коней. Верхом он ездит недурно. Когда-то он работал помощником конюха при усадьбе неподалеку от дома. У хозяев усадьбы конюшня была что надо. Уж и накатался же Крис на этих горячих и статных ирландских скакунах!

Ирландец состряпал себе ужин из бизоньего мяса, грудинки и бобов. Затем сварил немного бульону для раненого: тот пришел в себя, однако по-прежнему был плох. Мэйо скормил бедняге несколько ложек; больше тот съесть не смог.

В душе Криса шевельнулось нехорошее предчувствие. Ренегаты попытались убить телеграфиста; когда выяснилось, что тот вроде бы жив, они пугнули бизонов. А теперь время явно поджимает. Если поезд и в самом деле придет, то очень скоро. Стало быть, сегодня ночью бандиты попытаются уничтожить станцию.

Крис вымыл посуду и стал готовиться к штурму. Будь он один, он предпочел бы убраться из дома, даже если бы знал, что наверняка погибнет в прерии. Но он был не один.

Крис ждал — но никто так и не появился. Как только стемнело, он взял в руки винтовку и прошелся вокруг дома, разведывая обстановку. Около костра ирландец положил толь.

Крис Мэйо стоял у дверей станции, когда услышал паровозный свисток.

Тут же взметнулось пламя. Мэйо торопливо подбросил обрывки толя; толь затлел по краям и задымился. Потрескивая, огонь разгорался, алые языки заплясали в воздухе. Толь ярко вспыхнул, в ночи заклубился столб черного дыма, хорошо заметный при свете луны. Крис швырнул в костер остатки толя, а затем, подхватив винтовку, побежал в сторону хижины. Где-то на востоке раздался цокот копыт; на востоке, но за домом. Ирландец перемахнул через пути; с жалобным визгом в рельс ударила пуля. В то же самое мгновение к дому подъехали два всадника.

Ирландец бросился на землю и затаился за невысокой железнодорожной насыпью, держа винтовку наперевес; однако всадники кружили вокруг дома, словно интересовало их само строение, а вовсе не Крис. Из дома донесся слабый крик, затем выстрел. Юноша прицелился, но, не будучи уверен, что попадет в движущуюся мишень, стрелять не стал, надеясь, что подвернется лучшая возможность.

С грохотом распахнулась дверь, раздался гневный вопль, затем еще выстрел. Всадники поскакали к путям. Откатившись в сторону и затаившись между кустом и грудой шпал, Крис ничем не выдавал своего присутствия. Бандиты подъехали совсем близко; один соскочил с седла, чтобы затоптать костер.

Перепуганный до смерти, готовый на все, Крис Мэйо тщательно прицелился в противника, что находился на расстоянии каких-нибудь двадцати ярдов, и спустил курок. Винтовка дернулась в его руках, бандит качнулся вперед и упал на четвереньки прямо в пламя. Раздался пронзительный визг. Мэйо выстрелил снова… промахнулся… передернул затвор и задержал руку, выжидая.

Раненый выкатился из огня; одежда его дымилась, он визжал от боли и бился на траве, не в силах встать. Второй всадник кружил по поляне с винтовкой на изготовку, тщетно высматривая неприятеля.

Раненый поднялся на ноги, но тут же снова растянулся на траве; пламя с одежды перекинулось на сухую траву. Конь второго запрокинул голову и встал на дыбы, затем принялся взбрыкивать задом.