Воистину не в себе.
— В таком случае мистер Пратт сделает это ради меня.
Крис ощетинился.
— Да неужели? Что он такого умеет, чего не умею я? И, уж поверьте, только законченный дурак сунет голову прямо к ним в пасть. Законченный дурак.
— Так вы допустите, чтобы они пытали моего отца? Может быть, даже убили?
Крис сердито перекатился на бок.
— Вы задумали нас погубить, Барда Маклин, и все ради человека, которого мы даже не знаем. Их шестнадцать, ясно вам или нет!
— Не так уж и много! — вызывающе возразила Барда. — Вот в романах, например…
— В романах, да? Я вам снова повторяю, девушка, что это жизнь, а не роман. И ружья наших друзей-ренегатов стреляют отнюдь не бумажными шариками и не пышными фразами. Они несут смерть!
— Так вы покинете его на произвол судьбы? — презрительно бросила девушка.
Крис поднялся на ноги и неспешно удалился, демонстративно не удостоив собеседницу ответом. Юноша повторял в уме злые слова, что готовы уже были сорваться с его уст, кабы он не сдержался; однако насмешка Барды жгла его огнем. А что, если Реп и впрямь сделает, что сказал? А ведь очень даже вероятно. Этот дикарь прерий — человек отчаянный. Может быть, у него в лагере остались друзья.
Раздраженный до крайности, ирландец вернулся к лошадям, проверил привязь, послушал, как кони хрустят травой. Полковничий мерин повернул голову и потерся о юношу носом; ирландец потрепал его по холке и заговорил с ним по-гэльски. Заслышав гэльскую речь, конь встрепенулся — или это Крису показалось? Неужели мерин родом из Ирландии? Надо спросить полковника Маклина, когда они встретятся… если встретятся.
Крис похолодел от ужаса. Полковник — всего в нескольких милях от него; возможно, бандиты вот-вот приступят к пытке. Пленник обречен. Конечно, армия настигнет и покарает убийц, по крайней мере некоторых, но это мало порадует кого бы то ни было, если полковника уже не будет в живых.
Крис Мэйо вспомнил презрительный взгляд Барды Маклин. «Вот сумасбродка, — сказал себе ирландец, — ничегошеньки-то в жизни не смыслит. Ну что она знает о таких подонках? «
Он, Крис, знал куда больше. В свое время он насмотрелся на людскую жестокость, своими глазами видел, как людей убивают и мучают: белые убивают белых… а за что?
Юноша быстро развернулся, схватил потник, встряхнул его и набросил на спину удивленного мерина. Теперь седло и уздечка… так, все готово. Крис взял в руки винтовку и забросил ногу в стремя. Ладно, ладно, девчонка, конечно, рехнулась — ну что ж, значит, сумасшествие заразительно.
Но он все-таки поедет, и поедет, ни минуты не медля.
А теперь вот он тихо уехал в ночь, ни словом не сказавшись ни Барде, ни Репу и даже не поглядев в их сторону. Оказавшись за пределами деревьев, на открытой равнине, он погнал коня к лагерю южан-ренегатов.
Решив, что до цели осталась по меньшей мере миля, ирландец замедлил коня. Крис внимательно наблюдал за ушами своего скакуна: уши — лучший индикатор того, что происходит в темноте. Слегка наклонившись в седле, юноша ехал шагом, чтобы враги не услышали перестука копыт на мягком дерне.
Несколько раз всадник натягивал поводья и прислушивался. Он понятия не имел о том, как станет освобождать пленника и возможно ли это, и слабо надеялся, что, оказавшись на месте, углядит что-нибудь такое, чем можно воспользоваться не без выгоды для себя. Уповал он и на то, что теперь, когда кони пропали, часовые будут менее бдительны.
Наконец ирландец оказался совсем рядом с лагерем и, обогнув холм, подъехал к выходу из лощины, через который угонщики вывели коней на закате. Мэйо отер лоб: несмотря на ночную прохладу, он изрядно вспотел. |