|
В первый момент я даже не сообразил, что именно, и только потом дошло: мраморный бюст Шекспира наверху исчез. Я вспомнил, что еще вчера вечером я видел его: доставал с верхней полки роман шекспировского современника Роберта Грина «Крупица здравого смысла, купленная миллионами раскаяний». Я даже подумал при этом, что хорошо бы все‑таки стереть пыль с бюста – стоит высоко, миссис Соммерфилд, убиравшей мои комнаты, трудно до него дотянуться. Но куда же он все‑таки делся? Тяжелая штуковина, которую запросто и не сдвинешь. И кто снял? Кроме Розалии Соммерфилд, ко мне никто не входил.
Я вышел в коридор и громко позвал миссис Соммерфилд, жившую рядом. Минуту спустя она появилась, кутаясь в теплый стеганый халат. – Что случилось, сэр? Я показал на верх полки с книгами. – Вы куда‑нибудь убрали его? Она не поняла. – Что именно, сэр? – Шекспира! Мраморный бюст, который стоял на полке. – Я никогда не дотрагивалась до него, сэр, – сказала она с достоинством. – Может быть, он упал и разбился? – А с какой стати я бы стала это скрывать? – В словах ее уже прозвучали нотки закипавшего раздражения. – Но я еще вчера вечером видел его на месте. Розалия Соммерфилд выпрямилась, как стальная пружина. – Вы, кажется, подозреваете меня, сэр? – Что вы, миссис Соммерфилд! Я, право… Но она не дала мне закончить: – Только у вас и у меня есть ключи от ваших комнат. Поэтому я требую вызвать полицию. Кстати, сержант Филби еще не ушел на работу. Полицейский сержант Филби жил в угловой комнате по коридору и вошел ко мне в полной форме, но явно смущенно и неохотно. – Леди уверяет, что вы хотите сделать заявление, сэр. Я не на работе, но могу принять его, если желаете. – Я не собираюсь делать заявления, Филби, – сказал я поспешно. – Ничего серьезного не произошло. У меня ни к кому нет никаких претензий. – Второй ключ от этой квартиры у меня, сержант, – вмешалась настойчиво Розалия Соммерфилд, – а со вчерашнего дня у мистера Клайда посторонних не было. Следовательно, подозрения в краже или уничтожении мраморного Шекспира падают на меня. Но я вчера полночи просидела у миссис Уинтон из двенадцатого номера: у нас у обеих бессонница и мы до трех часов ночи раскладывали двойной пасьянс Марии‑Антуанетты. Сами понимаете, сержант, что после этого я не могла беспрепятственно и незаметно проникнуть к спящему мистеру Клайду и бесшумно унести статую с книжной полки, да еще у самого потолка. Настаиваю, чтобы мои показания были занесены в протокол. – Миссис Соммерфилд! – взмолился я. – Где именно стояла статуя? – спросил Филби. Я взглянул на полку и обмер: бюст Шекспира стоял на своем месте. Что произошло дальше, нет смысла описывать. Филби веселился, а Розалия выговаривала мне тоном королевского прокурора: – Ваши трюки, сэр, можете показывать в цирке. Но я сдавала комнаты ученому, а не фокуснику. А мне было совсем не смешно. Я стоял неподвижно, тупо соображая: что, что, что же произошло? Может быть, мы с Розалией стали жертвой обмана зрения, оптического фокуса, причудливой игры утреннего света на запыленном мраморе? Нет, никакой игры света здесь не было и не могло быть. Книжная полка стояла в темном углу комнаты. Но меня ожидал еще более зловещий удар. На столе рядом с остывшей яичницей лежала изогнутая, старая, хорошо обкуренная трубка. Пять минут назад ее не было. Мало того, ее вообще не было: я никогда не курил трубку. И в довершение всего я узнал ее: трубка принадлежала Доуни. Он курил ее вчера, когда мы разговаривали у входа в аудиторию. Может быть, по ошибке он сунул ее не в свой, а в мой пиджачный карман? Или я бессовестно стащил ее у него? Но Доуни не рассеянный профессор из комиксов, и я не клептоман. |
