Филип Суэйн легко повернулся на каблуках и тактично отступил на лужайку. Мэри осталась стоять, глядя на дорожку, словно провожала его взглядом, но ничего не сказала и не шелохнулась.

— Больно видеть, как ты смотришь на наш старый парк, — выговорил сквайр внезапно осипшим голосом. — Дело в том, что я, по крайней мере, смотрю на него в последний раз. Короче, эта усадьба не наша.

Он помолчал и продолжил: — Я только что проглядел документы. Боюсь, из них вытекает, что у отца был законный старший сын, от которого он отрекся, когда тому было шестнадцать. Мне тогда только-только исполнилось шесть, а ты еще не родилась. Вроде бы они поссорились из-за того, что сын убил лису; отец, естественно, вознегодовал, как всякий сельский джентльмен, который дорожит мнением соседей, хотя, допускаю, здесь он перегнул палку. Человек, который убил лису, рассказывает в свое оправдание такую историю: лиса якобы подбиралась к отцовским голубям.

Я с трудом могу в это поверить, ведь скажи он это тогда, отец по меньшей мере смягчился бы — он очень любил своих голубей. Полагаю, это оправдание пришло ему на ум позже, по крайней мере, он не пытается утверждать, что упомянул их тогда. Впрочем, хоть я не верю в голубей, боюсь, его притязания бесспорны. И все бы это очень мало меня задело — поместье и прочее — если б не последняя напасть: человека, которому предстоит носить мой титул, того гляди повесят за убийство бедняги Иста.

Девушка по-прежнему не двигалась и не говорила, просто смотрела в сторону, похожая в лунном свете на изваяние. Ее оцепенение пугало и раздражало Ирвинга.

— Мэри, — сказал он, — тебе плохо? Неужто ты настолько потрясена?

— Нет, — отвечала она.

— Тогда не понимаю, в чем дело.

— Я не потрясена, — сказала девушка, — потому что для меня это не новость. Мистер Ист мне все рассказал.

— Что?! Ист знал? Это имеет какое-то отношение к его смерти? Давай, рассказывай всю правду! — вскричал Ирвинг, выведенный из себя ее неподвижностью и молчанием. — Пойми, что честь семьи — по-прежнему моя забота, хоть я и больше не ее глава. А человек, который погиб практически у меня на службе, достоин нашей скорби и справедливого признания.

— Да, — отвечала девушка после мгновенной задумчивости. — Все мертвые достойны скорби и справедливого признания, даже такие.

— О чем ты? — спросил брат.

— Я сказала, даже такой страшный человек достоин скорби и признания, — твердо отвечала девушка.

— Что такое? Мне казалось… мне казалось, ты только сегодня утром обещала выйти за него замуж.

— Я обещала выйти за него замуж, потому что он — страшный человек, — сказал Мэри Ирвинг.

Наступила невыносимая тишина, потом она продолжала, по-прежнему глядя на лунную лужайку.

— Наверное, я из тех женщин, которые так стремятся поступать хорошо, что вечно совершают ошибки. Короче, я знала, и он тоже, а сейчас и Филип знает, потому что я ему сказала. Не знал ты один. А поскольку я знала, что если эта история до тебя дойдет, ты немедленно откажешься от поместья…

— Спасибо, — сухо произнес Ирвинг и вскинул голову.

— Я думала, это тебя убьет, — продолжала сестра. — Мне казалось, вся твоя жизнь и чаяния связаны с этим местом, и тайну надо сохранить во что бы то ни стало. Даже если для этого придется выйти замуж за шантажиста.

— Ты хочешь сказать, — вскричал Ирвинг, — что человек, которого я знал с рождения, друг нашего отца, так подло выкручивал тебе руки?

— Да, — отвечала девушка и подняла бледное лицо.