В потолке виднелся люк, ведущий на сеновал, но от лестницы остались всего лишь две верхние перекладины. Одну из машин — ту, что полегче, как решил Ромстед, — загоняли сюда. В том месте, где она стояла, на земле осталось несколько капель масла, однако определить, сколько времени она здесь находилась, было невозможно. С одного автомобиля столько масла накапает за несколько часов, а с другого — за месяц.
Обойдя дом вокруг, Ромстед вернулся к заднему крыльцу. Дверь была закрыта, но, когда он попробовал толкнуть ее, она легко распахнулась. Похоже, здесь кто-то орудовал ломом или монтировкой, хотя, наверное, довольно давно, поскольку дерево, расщепленное в том месте, где из косяка выламывали замок, уже потемнело. В потолке зияла дыра от печной трубы, следовательно, эта комната некогда служила кухней, но теперь в ней не было ничего, кроме стола, брошенного последними жильцами при переезде: он явно не стоил того, чтобы тащить этакую махину из грубосколоченных досок с собой. Но во всем этом было что-то очень странное, и неожиданно Ромстед сообразил — что именно.
Он обошел несколько комнат: нигде никакой мебели, во всех окнах выбиты стекла. Тончайший слой пыли повсюду, и никаких следов пребывания человека. Дом подметали. Надуваемые в разбитые окна пыль и песок, экскременты грызунов и мертвые насекомые за годы запустения должны были толстым слоем покрыть пол, но кто-то все это вымел. Зачем? Чтобы уничтожить следы? Люди находились в доме несколько часов или даже дней, но нигде не было заметно ни окурка, ни пустой пачки от сигарет, ни пластиковой бутылки, ни жестяной банки. Сознательные взломщики? Поборники чистоты окружающей среды?
Озадаченный увиденным, Ромстед вернулся на кухню, и тут его внимание привлек какой-то блестящий предмет, застрявший в щели между половицами. Присмотревшись, он заметил еще несколько таких же блесток. Отломив тонкую щепку от развороченного дверного косяка, Ромстед опустился на колени и выковырнул одну. Она была похожа на капельку белого металла. «Припой? — подумал Ромстед. — Здесь?» Он выковырнул еще одну. Никаких сомнений. Припой попал в щели, когда подметали пол. Электричества в доме не было, значит, пользовались паяльной лампой. Но кому, черт побери, вздумалось здесь что-то паять? Недоуменно пожав плечами, Ромстед вышел на улицу.
Нигде не видно ни мусорного бака, ни помойки. Ромстед снова направился к курятнику, заглянул внутрь, потом обошел вокруг. Ничего. Вернувшись к дому, он остановился поддеревьями, испытывая такое же разочарование, как и после беседы с Рихтером. На ранчо побывало несколько человек на двух машинах; они проникли сюда, разрезав цепь на воротах. Ромстед был уверен, что именно в это место приезжал или был привезен под дулом пистолета его отец; однако у него нет никаких доказательств. Никакого намека на то, кем были эти люди. Что толку сообщать об этом Брубейкеру; он здесь тоже ничего не найдет. Хотя он-то наверняка знает, кто владелец этого ранчо, да только что это даст? Хозяева открыли бы ворота ключами, а не кусачками.
Вздохнув, Ромстед сел в машину и поехал обратно к воротам. Из зарослей полыни снова взлетели потревоженные грифы. Повинуясь внезапному порыву, он остановил машину и вылез наружу. Возможно, это всего лишь скелет зайца или теленка, но ему захотелось убедиться в этом. Пробираясь сквозь бурьян, Ромстед заметил вздымающийся над дорогой длинный шлейф пыли. Он приближался с юга, однако саму машину не было видно из-за невысокой гряды, тянувшейся по эту сторону ворот. Ромстед остановился. Пылевое облако поравнялось с воротами и двинулось дальше. Он пошел вперед и вскоре почувствовал тошнотворный запах. Наконец он увидел скелет. Это был бурро, точнее, то, что от него осталось.
Вокруг валялись зеленовато-черные перья и белый птичий помет. Грифы и стервятники помельче несколько дней, — а может, даже недель, — клевали падаль. От мягких тканей почти ничего не осталось — пернатые хищники знают свое дело. |