– Это он, – сказал Солиман. – Очень похоже на то, что я видел в Тьене.
Адамберг взял новую свечу, зажег ее от соседней и поставил.
– Что это ты делаешь? – вытаращившись на него, спросил Солиман. – Ты молишься?
– Я сравниваю.
– Ах вот как. Но если ты ставишь свечку, нужно помолиться. Кроме того, за свечку нужно заплатить. Иначе ничего не сбудется.
– Ты верующий, Соль?
– Я суеверный.
– А, ясно. Это, наверное, очень усложняет жизнь.
– Да, очень.
Адамберг склонил голову набок, внимательно разглядывая свечи.
– Они сгорели только на треть, – сказал он. – Мы, конечно, сравним это со свечой в фургоне, но мне кажется, что Массар был здесь не более четырех часов назад. Соответственно, сегодня, между тремя и четырьмя часами дня. Место здесь пустынное. Видно, ему пришлось поискать безлюдную церковь, чтобы проскользнуть туда незаметно.
Он замолчал, с улыбкой посмотрел на свечи.
– Что это может нам дать? – полюбопытствовал Солиман. – Ведь сейчас он уже далеко. Просто мы убедились в том, что он ставит свечи, и все.
– Ты так и не понял, Соль? Эта церковь расположена прямо на линии его маршрута. И это свидетельствует о том, что он с него не свернул. Он идет прежним путем. А значит, ни одно из убийств – не случайность. Если он здесь побывал, следовательно, ему так надо. И в дальнейшем он пойдет именно туда, куда собирался.
Когда они направились к выходу, Адамберг положил в ящичек три франка.
– Я так и знал, что ты загадал желание! – воскликнул Солиман.
– Я просто заплатил за свечу.
– Врешь. Ты загадал желание. Я по глазам вижу.
Адамберг остановился метрах в двадцати от грузовика, неторопливо поднял рычаг ручного тормоза. Ни он, ни Солиман не спешили выходить из машины. Полуночник зажег факел и укрепил его на конце своего окованного железом посоха. Рядом с ним, глядя на пламя костра, сидел высокий красивый парень со светлыми волосами до плеч, одетый в белоснежную майку с короткими рукавами; он обнимал за плечи Камиллу. Адамберг долго неподвижно сидел, глядя на него.
– Это траппер, – в конце концов пояснил Солиман.
– Я понял.
Мужчины снова замолчали. Так прошло еще несколько минут.
– Он живет с Камиллой, – снова заговорил Солиман, как будто желая объяснить это себе самому, чтобы больше не осталось никаких сомнений. – Она выбрала его.
– Я понял.
– Он красивый, сильный и, судя по всему, горячий. И мозги у него есть, – добавил Солиман, постучав себя пальцем по лбу. – Нельзя сказать, что Камилла сделала неудачный выбор.
– Это точно.
– Нельзя упрекнуть ее в том, что она выбрала именно его, а не кого‑то другого, правда?
– Это точно.
– Камилла женщина свободная. Она имеет право выбирать, кого пожелает. Кто ей больше нравится. Вышло так, что она выбрала его, значит, так тому и быть, правда?
– Это точно.
– В конце концов, ей решать. Не нам же. Никто за нее это не решит. Только она сама. Нам ведь нечего на это возразить, правда?
– Это точно.
– На самом деле не такой уж плохой выбор. По‑моему, мы не имеем права вмешиваться, как ты думаешь?
– Не имеем. И не станем.
– Ни разу, ни на одну секунду.
– Это нас совершенно не касается.
– И правда, не касается.
– Не ка‑са‑ет‑ся, – медленно повторил Адамберг.
– Что будем делать? – спросил Солиман. |