– Дело к двум идет, – мягко сказал он. – Давай‑ка я тебе покажу, где именно ты будешь нынче смотреть сладкие сны.

– Почему ты думаешь, что я буду смотреть сладкие сны?

– Потому что коньяк был сладкий.

Ася засмеялась. Ужасно хотелось сказать сидящему напротив человеку что‑то ласковое. Или даже по руке погладить, что ли. Но… вдруг он решит, что она вот этак вот и впрямь пытается к нему вернуться?

И не примет?

– Симагин, Симагин, ты не зазнавайся… – сонно пробормотала она.

– Ни в коем случае, – серьезно сказал он. – Пошли.

Они пошли. Это было поразительно. Как будто он нарочно готовился к ее приходу. Может, они с Александрой все‑таки удивительнейшим образом сговорились? Ох, чушь. Но не может же этого быть: мебель та же, стоит так же… книжки те же, что Антон тогда читал. Закладки Антоновы торчат, Боже мой! Вот эта, с утенком… мы десяток таких купили, когда Антон пошел в школу. Я про них и забыла, а теперь вспоминаю, узнаю – точно, те… Мемориал. Даже нарисованная когда‑то Антошкой картинка, совсем выцветшая, висит, приколотая кнопками – наверняка теми же самыми! – на своем тогдашнем месте. Наверное, ее и снять теперь нельзя – на обоях останется темное пятно по форме листа. Висит тут все эти годы… как укор. Мне укор, подумала Ася и помрачнела. Я ушла. Это что же, я – просто‑напросто стерва? Вот так открытие! Стоило за этаким открытием сюда тащиться… Симагин достал из комодика постельное белье, кинул на кресло. Достал рыжую подушку, взялся за наволочку. Он что, мне еще и стелить будет?

– Я сама, Андрей.

– Хорошо, – ответил Симагин и, выпрямившись, повернулся. На какой‑то момент они оказались очень близко друг к другу – и неловко замерли.

– Когда завтра нужно проснуться? – спросил Симагин потом. Тогда Ася сделала маленький шажок назад.

– Путь из твоего угла неблизкий, так что часов в семь продрать глаза надо обязательно. А лучше – в полседьмого.

– Понял. Бу зде.

– Андрей, ты можешь не вставать, если тебе это рано. Я тихохонько удеру, а ты спи…

– Еще не хватало. Покормлю, провожу, платочком помашу.

Он повернулся и пошел из комнаты.

– Андрей… – позвала она, еще не зная, как продолжить. Она очень хотела спать – но как же не хотелось ей, чтобы кончался этот вечер!

Симагин остановился на пороге:

– Что, Асенька?

– А… у тебя и в других комнатах мебель та же, что тогда? – Ничего умнее она не смогла придумать. Но и это было глупо донельзя.

Он улыбнулся.

– Да. Спокойной ночи.

И плотно притворил за собою дверь.

С полминуты она стояла неподвижно и только скованно, почти робко продолжала осматриваться, постепенно вспоминая сначала книжные полки: мы их тоже с Симагиным вместе покупали, сколько гонялись тогда по магазинам в поисках полок для Антона и набрели наконец… потом – прочие, совсем уже мелкие мелочи… Нет, не мемориал, конечно. На столе, как сейчас помню, всегда стоял пластмассовый стакан с карандашами – его нет. В угол Антон всегда кидал мячик – нету мячика…

Здесь он спал маленький. А большим эта комната его уже не видела. Сюда я заходила на цыпочках поправить одеяло, проверить, спокойно ли спится зайчику нашему, а потом… потом шла – туда. И мы с Симагиным гадали: если вдруг Антон проснется, слышно ему будет отсюда или нет, как мы… Что – мы? Что?! Перестань.