Пегги Морленд. Человек — одинокая звездаПроблема в Техасе – 3
Пролог
Ранчо Кэрров, Темптэйшн, Техас. 1986 Коуди, силясь разглядеть что-нибудь в темноте сеновала, позвал тихонько: — Рэгги? — и услышал заикающееся, приглушенное: — Я… з-здесь… Проворно вскарабкался по последним ступенькам лестницы, вмиг подлетел к копне сена, где, рыдая, лежала она, и опустился перед ней на колени. — Милая, что ты, что случилось? — Он нежно заключил ее в объятия. — Она их сожгла! — навзрыд плакала Рэгги, в бессильном горе сжимая кулаки у него на груди. — Все, все сожгла! Коуди не стал задавать никаких вопросов — конечно же, он понял, о ком речь. «Она» — это Сьюзен Кэрр, свояченица Рэгги, жена сводного брата. Едва Коуди вошел в сарай и услышал, как наверху, на сеновале, рыдает Рэгги, все стало ясно в одно мгновение: между ней и Сьюзен произошла ссора. Часто, ох, слишком часто — он бы и не думал об этом, но попробуй не думай — заставал он так Рэгги: она заливалась горючими слезами после очередной стычки со Сьюзен. — Что она сожгла? — мягко, осторожно спросил он. — Все-все из маминого сундука! Ее портреты… ее свадебное платье… и… и то, в котором меня крестили… Бедная девочка, она лишилась всего, что напоминало ей о матери… Коуди прижал ее к себе, и ему казалось — боль ее переливается ему в сердце, становится и его болью. — Мне так жаль, Рэгги! Правда, очень, очень жаль! — За что, за что она меня ненавидит? Почему? — беспомощно всхлипывала девушка, а сама так и льнула к нему. — Не знаю, Рэгги… Откуда же мне знать… — бормотал он, пытаясь хоть как-то утешить ее. Наконец слезы иссякли, и она затихла. Он уселся на разбросанном сене и привлек ее к себе на колени. Рэгги котенком свернулась на его теплой груди, впитывая его сочувствие, впитывая утешения, как много-много раз прежде. — Ты — все, что у меня есть, Коуди! — Она дышала горячо, прерывисто. Уж ему-то отлично известно, что такое одиночество. Одинокая звезда — так он называл себя. Коуди крепко обнял ее. — Это не так, дорогая. У тебя есть Харли. Она вырвалась из его объятий и опять заплакала, твердя между рыданиями: — Нет! Нет! Никого, кроме тебя! И вновь внезапно успокоилась, притаилась. Потом прыжком поднялась на ноги и по сену пошла к распахнутой в небо двери сеновала. Призрачный лунный свет обрисовывал ее фигуру, озарял лицо. Она стояла в дверном проеме сложив на груди руки и целую вечность, так показалось Коуди, молчала и вглядывалась в темноту. Подойти бы к ней, говорить, шептать слова утешения… Но сейчас она не поверит ни единому его слову, не воспримет ничего — слишком расстроена. — Ты — все, что у меня есть, Коуди! — повторила она со вздохом. Гнев ее прошел, но в голосе стояли не пролитые еще слезы — новые, другие. — Да-да! И ты все, что мне нужно! Сделай меня своей, Коуди! — горячо прошептала она, повернувшись и протянув к нему руки. Он встал, растерянный, восторженно глядя на нее, не сводя с нее глаз, — он боролся с собой, со своей тягой к ней, с желанием, призывал на помощь свою совесть, чувство ответственности. — Рэгги, мы… не можем… не должны! Ты… ты сама не понимаешь, что говоришь. Тебе только семнадцать, подумай! Ты еще… — Я — женщина! — Она с вызовом подняла подбородок и неверными, дрожащими пальцами расстегнула верхнюю пуговицу блузки. |
