– Еще что‑нибудь можете сообщить?

– О, конечно. Очень много.

Мужчина, казалось, удивился. Он нахмурился и в упор посмотрел на нее своими голубыми глазами. Да, в шведских мужчинах все‑таки что‑то есть. Жаль, что на ней такие отметины. Хотя, возможно, он мужчина без предрассудков.

– Вот как. Что же именно?

– Во‑первых, он звонил из телефона‑автомата. Я слышала щелчок, когда упала монета. Возможно, он звонил из телефона‑автомата в Сундбюберге.

– Почему вы так считаете?

– Ну, видите ли, там в некоторых телефонах‑автоматах еще остались старые таблички с нашим прямым номером. Во всех других местах на табличках теперь указан номер центральной диспетчерской в Стокгольме.

Мужчина кивнул и снова сделал пометку на листке бумаги.

– Я повторила адрес и спросила: «Здесь, в городе? В Сундбюберге?» Потом я собиралась спросить, как его зовут и все такое прочее.

– Но вы этого не сделали?

– Нет. Он ответил: «Да» и повесил трубку. У меня создалось впечатление, что он спешит. Впрочем, люди, которые нам звонят и сообщают о пожаре, всегда нервничают.

– Значит, он вас перебил?

– Да. Мне даже кажется, что я вообще не успела произнести слова «Сундбюберг».

– Не успела?

– Да нет, я‑то его произнесла, но он на полуслове сказал: «Да» и повесил трубку. Не думаю, что он вообще его услышал.

– А по тому же самому адресу в Стокгольме и в то же время не было пожара?

– Нет. Хотя в Стокгольме в это же самое время был сильный пожар. Я получила сообщение о нем из центральной диспетчерской минут через десять или двенадцать. Но тот пожар был на Шёльдгатан.

Она внимательно посмотрела на него и сказала:

– Ой, это вы спасли всех тех людей в горящем доме?

Он не ответил, и после паузы она сказала:

– Да, это были вы. Я узнала вас по фотографиям. Но я не представляла себе, что вы такой большой.

– У вас, наверное, хорошая намять.

– Как только я узнала, что вызов был ложным, я сразу постаралась запомнить этот разговор. Полиция потом обычно интересуется такими вещами. Я имею в виду местную полицию. Однако на этот раз меня ни о чем не расспрашивали.

Мужчина насупился. Об этом он знал. Она чуть выставила вперед правое бедро и согнула колено, оторвав при этом пятку от пола. У нее красивые ноги, к тому же сейчас они загорелые.

– Еще что‑нибудь помните? О мужчине.

– Он был не швед.

– Иностранец?

Он еще сильнее нахмурился и уставился на нее. Жаль, что она надела шлепанцы. У нее красивые ноги, и она знала об этом. А ноги должны быть красивыми.

– Да, – сказала она. – У него был довольно заметный акцент.

– Какой именно акцент?

– Он был не немцем или финном, – сказала она, – и наверняка не норвежцем или датчанином.

– Откуда вам это известно?

– Я знаю, как говорят финны, и у меня был… я встречалась одно время с немецким парнем.

– Вы хотите сказать, что он плохо говорил по‑шведски?

– Вовсе нет. Я поняла все, что он сказал, и говорил он гладко и очень быстро.

Она подумала о том, что сейчас наверняка выглядит привлекательно.

– Он был не испанцем. И не англичанином.

– Американец? – предположил мужчина.

– Наверняка нет.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Среди моих знакомых здесь, в Стокгольме, есть много иностранцев, – сказала она. – И потом, я по крайней мере дважды в год езжу на юг.