Колодец не поддается нашему разумению, он нас презирает в глубине своего таинственного чрева, где плещутся волны, расходясь кругами. Вот так ведет себя колодец, как мне кажется. А сколько волн? Куда они доходят? Чтобы узнать, нужно наклониться, опустить веревку, потом другую.
‑ Отличный способ утонуть, ‑ подал голос Кастро.
‑ Разумеется.
‑ Не вижу, какая тут связь с убийством, ‑ заявил Кастро.
‑ А я и не говорил, что есть какая‑то связь, ‑ ответил Адамберг.
‑ Тогда зачем вы нам рассказываете про колодцы?
‑ А почему бы и нет? Невозможно все время говорить только по делу. Однако Данглар прав. Пробка от бутылки и женщина ‑ связь непонятна. Вот что действительно существенно.
Глаза убитой женщины были открыты, в них застыл ужас, рот тоже был открыт, нижняя челюсть неестественно сдвинулась вниз. Казалось, она во всю мочь выкрикивает слова, крупными буквами написанные вокруг нее: «Парень, горек твой удел, лучше б дома ты сидел!»
Всех словно оглушило. Хотелось заткнуть уши, а между тем полицейские возле круга занимались своим делом, не проронив ни слова. Данглар рассматривал недорогое пальто, аккуратно расправленное на теле женщины от по¬ола до самого верха, рану на шее и длинную полосу крови, протянувшуюся до двери соседнего дома. Инспектора начало тошнить. Всякий раз, как он видел труп, его начинало тошнить, и он этого не стыдился. «Не так уж страшно, когда тебя тошнит, если это позволяет забыть другие тревоги, тревоги душевные», ‑ думал он, посмеиваясь.
‑ Ее убила крыса, вернее, человек‑крыса,‑ произнес Адамберг. ‑ Крысы вот так кидаются и вцепляются в горло. ‑ Потом добавил: ‑ Кто она, эта дама?
Его любимая малышка всегда так говорила: «дама», «господин», «эта дама красива», «господин желает со мной спать», ‑ и Адамберг так и не смог отделаться от этой привычки.
Инспектор Делиль ответил:
‑ Документы при ней, убийца ничего не взял. Ее зовут Мадлена Шатлен, ей пятьдесят один год.
‑ Вы уже начали работать над содержимым ее сумки?
‑ Я еще не все проверил, но ничего интересного пока нет.
‑ И все же расскажите.
‑ Ну, если в общих чертах, то обнаружены следующие предметы: журнал по вязанию, перочинный ножик микроскопического размера, маленькие кусочки мыла, какие дают в гостиницах, бумажник и ключи, а еще розовый ластик и небольшой блокнот‑ежедневник.
‑ Она что‑нибудь записала на вчерашней странице?
‑ Да, но вы зря надеетесь, там нет ни слова о свидании с кем‑либо. Вот что она написала: «Не думаю, что это так уж здорово ‑ работать в магазине товаров для вязания».
‑ И много у нее подобных записей?
‑ Кое‑что еще имеется. Например, три дня назад: «Интересно, почему мама считает мартини таким вкусным?» ‑ или еще, неделей раньше: «Я ни за что на свете не решилась бы подняться на самый верх Эйфелевой башни».
Адамберг улыбался. Эксперт‑криминалист ворчал, что если уж нельзя находить трупы пораньше, то и от медиков чудес ждать нечего; что, судя по его первым впечатлениям, женщину убили между двадцатью двумя тридцатью и полуночью, но надо бы исследовать содержимое желудка, прежде чем дать окончательное заключение. Рана была нанесена лезвием средней длины, но сначала жертва получила сильный удар в затылочную область.
Адамберг перестал думать о коротеньких записях в ежедневнике и взглянул на Данглара. Инспектор был бледен, еле держался на ногах, руки безвольно висели вдоль обмякшего туловища. Он стоял насупясь.
‑ Заметили что‑нибудь необычное? ‑ спросил у него Адамберг.
‑ Пока не знаю. Меня смущает то, что вытекающая кровь залила, практически смыла значительную часть мелового круга.
‑ Вы правы, Данглар. И рука дамы почти касается черты. |