|
Вам сейчас дадут много рома, чтоб не чувствовали себя так скованно. Покурите травку, если хотите. Мы здесь все свои. Никто не собирается доносить на вас. И приведите назад эту хорошенькую девушку, но разденьте ее хотя бы наполовину; скажите ей, чтобы шла сюда и пела. Пела «Белли лик» четко и ясно, все куплеты, со всеми непристойными словами, все как полагается. И к концу представления и она, и другие девушки должны полностью обнажиться. Стриптиз – понятно? Давай действуй, а то весь вечер будет испорчен – и никаких чаевых. О'кей? Ну пошли, пошли. Среди шести оркестрантов раздался нервный смех, они пошептались о чем то с Кингом Тайгером. Кинг Тайгер широко улыбнулся. – О'кей, босс. Мы и сами ждали, когда все немного разойдутся. – Он повернулся к своим людям. – Сыграйте им «Железятину», и поэнергичнее. А я пойду разогрею Дейзи и ее подружек. – Он направился к служебному выходу, а оркестр с жаром принялся за свою работу. Бонд вернулся к столу и положил пистолет перед Скарамангой; Скараманга с любопытством посмотрел на него и сунул пистолет за пояс. – Неплохо бы нам на днях провести турнир по стрельбе, а, господинчик, – сказал он без обиняков. – Как, не возражаешь? С двадцати шагов и на полном серьезе, без глупостей? – Благодарю покорно, – сказал Бонд, – но моей маме это не понравится. Отправьте в оркестр немного рому. Эти люди не могут играть всухую. Он вернулся на свое место. На него практически не обратили внимания. Пятеро мужчин, или, вернее, четверо, так как Хендрикс сидел весь вечер бирюком, не проявляя интереса к происходящему, напрягали слух, чтобы расслышать все непристойные слова «Железятины», исполнявшей в манере знаменитой певицы Фанни Хилл, – каждое «достойное» слово произносилось почти по слогам. Четыре девушки – такие пухленькие, бюст и все прочее, ну, словом, настоящие маленькие зверушки, – на которых не было ничего, кроме узеньких белых, в блестках, набедренных повязок, выбежали на сцену и, двигаясь в сторону зрителей, с большим энтузиазмом начали исполнять танец живота, да так азартно, что на висках у Луи Пэрадайза и Хала Гарфинкела выступила испарина. Концовка танца проходила под аплодисменты, девушки, раскланявшись, убежали, прожектор высветил на сцене, точно в середине ее, большой яркий круг. Ударник начал выстукивать на своих инструментах зажигательную дробь, ритм нарастал, он бился как учащенный пульс. Дверь служебного входа открылась и закрылась, в круг света ввезли на колесах какой то любопытный предмет. Он представлял собой огромную кисть руки, высотой футов в шесть, обтянутую черной кожей. Рука стояла на широкой подставке, пальцы были широко расставлены, как будто пытались схватить кого то. Ударник увеличил темп. Дверь служебного входа издала звук, подобный вздоху. Блестящая женская фигура проскользнула в дверь и, задержавшись на мгновенье в тени, двинулась в круг света вокруг кисти руки; все тело танцовщицы ходило ходуном, по животу пробегали волны экстаза, каждый сустав исполнял свой танец. Девушка была похожа на китаянку, но ее тело, абсолютно нагое и блестящее от пальмового масла, казалось почти белым на фоне черной руки. Дергаясь всем телом, она двигалась во круг руки, ласково поглаживая растопыренные пальцы, все движения ее были плавными, четко отработанными; без каких либо видимых усилий она взобралась на ладонь руки и стала играть с каждым пальцем по очереди – это была откровенная, выразительная, искусная томная страсть. Вся эта сцена – черная рука, теперь тоже блестевшая от пальмового масла, которым натерлась девушка, казалось, вот вот сомкнет пальцы, с силой зажмет в кулак это извивающееся белое тело – выглядело просто вызывающе: столько похоти, что Бонд, также не оставшийся равнодушным к происходящему, заметил, с каким восторженным вниманием следил за танцовщицей сам Скараманга, глаза которого превратились при этом в узкие щелки. |
