– Лучше не надо. Ферди завтра утром приедет вас взвешивать.

Дома Мериголд скинула тренировочный костюм и приняла долгий успокаивающий душ. Когда она, чем-то озабоченная и одетая в новые джинсы, появилась на кухне, Лизандер издал радостный вопль:

– Бог ты мой, вот это здорово. У вас потрясающая задница... Я хотел сказать – фигура.

– Не очень-то здорово, когда, как квашня, выпирает жирок, – возразила Мериголд, задирая темно-голубой свитер на пояснице.

– Это мы за неделю сгоним, – пообещал Лизандер, заметив, что у Мериголд прекрасные губы, когда она смеется, а не сжимает их в суровую черту, думая о Ларри. От сходства с леди Берил Кук совсем не осталось следа. Дежурные завитушки выпрямились и падали прядями, а короткая светлая челка нависала над одним глазом. После горячего душа она благоухала «Арпеджем», которым спрыскала все тело.

– Ну если завтра приезжает Ферди, я, пожалуй, приму тонну слабительного на ночь, – сказала Мериголд.

О Господи, кто бы мог подумать, что она с мужчиной будет обсуждать пользу приема слабительного? Опытный наездник Лизандер как никто умел согнать лишний вес. Что ни говори, славный парень.

Через полчаса Лизандер и Мериголд обосновались в кабинете Ларри. Они курили одну сигарету за другой, чтобы притупить чувство голода, наблюдая забег 3.00 по замкнутому кругу паддока в Уинкентоне.

– Я поставил на лошадь Руперта Кемпбелл-Блэка, Гордеца Пенскомба, – сообщил Лизандер. – Та гнедая в темно-голубых яблоках. Хороша, да? Она в прошлом году выиграла как Ратминстерский кубок, так и Котчестерский Золотой.

– Даже я это знаю, – ответила Мериголд.

– Это, конечно, фаворит, но ей стоит сбросить вес.

В следующий момент Джек вылетел из корзинки, которую они с Патч делили, и зашелся бешеным лаем, так как в комнату ворвалась Гермиона Гарфилд.

– И на кой черт нужны электрические ворота, – пробормотала Мериголд, – если мистер Бримскомб просто цепенеет от ужаса.

Гермиона была счастлива тем, что выглядит как прибывшая кого-то поддержать. Ее густые, пушистые темно-коричневые волосы вились от природы. Большие глаза были обрамлены пушистыми ресницами, не нуждающимися ни в какой подкраске. Ни пятнышка, ни вены не проступало на лице, кожа которого была гладкой и кремовой, словно смазанная «Карнецшн милк». Ее роскошная грудь возвышалась над изящной грудной клеткой. Она никогда не носила брюк, которые подчеркнули бы излишне пышные бедра и скрыли бы длинные ноги красивых очертаний. Она запросто могла сойти за очаровательную младшую сестру микеланджеловского Давида, но в Гермионе внешность прикрывала носорожью сущность.

Мериголд царственно обхватили рукой.

– Ну как ты, как ты? – спросила Гермиона своим глубоким, трепетным голосом и преподнесла пластинку с напетыми ею морскими песнями, включающими и «Дует южный ветер». Затем она отключила звук у телевизора и, пока пластинка звучала фортиссимо, пересказала подробности своего турне, прошедшего с громким успехом.

– Такое поклонение, такое поклонение, – восклицала Гермиона, – оно просто передавалось от одного к другому. Но ведь обожание и обязывает. Мне приходится напрягать голос, чтобы доносить до людей музыку и на открытом воздухе. Я решила выступать этим летом в Гайд-парке и на Уэмбли. Но когда я почувствовала под ногами землю Парадайза, а маленький Козмо побежал по лужайке, крича: «Мама, мама», – я поняла, что мое обиталище здесь.

Она улыбнулась Лизандеру, который при ее появлении встал, но теперь опять развалился, положив ноги на стол, и, раскрыв рот, слушал безостановочную болтовню.

Наконец вмешалась Мериголд:

– Гермиона, разреши представить тебе Лизандера Хоукли, моего личного тренера.