Он посмотрел на меня и сел.

— Не на Фарелла?

— Нет, на канадца.

— Ты в себе?

— Звони клиенту.

Он придвинул телефон.

— Без эмоций, — сказал я. — Это очень осторожный клиент.

— Все, что ты хочешь, — сказал он.

— Если в игру войдет твой клиент, я выйду.

— Конечно.

Я направился к двери. Он остановил меня.

— Еще один вопрос.

Я остановился.

— Та девка, — сказал он, — в гостинице. У тебя на содержании?

— Нет, я просто подцепил ее.

Он кивнул.

— Ладно. В моем заведении девки обслуживают клиентов один раз, не чаще.

— Уверен, — кивнул я, — она хорошая малышка.

— Сто долларов хуже?

Я замялся, затем отыгрался.

— На прошлой неделе, — солгал я, — мне повезло. Я получил наследство.

Он внимательно посмотрел на меня, затем кивнул. Я вышел. За дверью стояли две гориллы. Дверь ресторана была заперта, и я направился кружным путем к своей машине.

Возвращаясь в гостиницу, я попытался подытожить, что узнал от Каратти. Первая ставка снизилась до восьми к пяти в пользу Баки. Теперь — семь к пяти. Эмоциональный срыв, и ставка изменилась.

Теперь… притворившись, я вхожу в игру в интересах сосунка, придерживаясь назначенной игры. Каратти так или иначе должен будет продолжать игру. Итак, он дает семь к пяти, пусть — восемь (под давлением, так как эта цена утвердилась в Вегасе). Я компрометирую его тем, что держу пари на канадца, а не на Баки. Его заинтересует эта разница в три очка.

Но ни Каратти, ни я не играем честно. По моей теории Каратти считает победителем Баки. И уверен, что я тоже играю на стороне Баки. Он даже не предполагал, что я буду держать пари на сосунка, и, должно быть, заинтересовался — почему? Его реакция на мое сообщение, что я хочу держать пари на канадца, разоблачила его. Оно привело его в замешательство.

Он готов был вышвырнуть меня вон, но неожиданно изменил намерения.

Если моя версия верна, Каратти спровоцировал эпизод с Куколкой от начала до конца. Он намеренно выводит Баки из душевного равновесия, что обязательно скажется на результатах боя. А в последние минуты выпустит Куколку, чтобы та вдохновила Баки на победу.

На первый взгляд смешно было бы даже думать, что это как-то повлияет на исход боя. Но хорошо зная Баки и видя влияние на него Куколки, я был совершенно иного мнения.

Так или иначе, я смутил Каратти и был рад этому. Но что делать дальше, не знал. Времени подумать не было, так как я подъехал к гостинице «Фонтанель».

В номере было темно. Я включил настольную лампу. Она спала. Волосы обрамляли лицо. Правая рука была подложена под щеку. Я присел на краешек кровати. Я чувствовал себя разбитым. Но — надо ехать в Риверсайд. Стал подниматься и свалился на кровать.

«К черту все это», — подумал я.

Снял ботинки, носки, пиджак и галстук, выключил лампу и лег рядом с ней. Она проснулась.

— Хорошо, — сказала она спросонья. — Ты победил. Я так устала бороться…

— Ты хочешь что-нибудь узнать? Это я.

Мы уснули.

Я проснулся в полдень и не мог пошевелиться. Несколько минут я растирал мышцы, потом встал и оделся. Я не мог побриться, сменить одежду. Настроение было паршивое.

Проснувшись, Лумис сонно посмотрела на меня.

— Ничего не случилось, а? — спросила она.

— Все зависит от того, как смотреть на вещи.

Я взял шляпу.

— Ну, — сказал я, — позаботься о себе.