— Ты прав, Клеран. Я тоже мучительно раздумываю над тем, что произошло! Да что я?! Бланки, который больше нашего читал, видел и понимает, тоже озабочен тем, как всё обернётся… Но сегодня мне надо уйти, я не могу оставаться ни на минуту дольше, а разговор на такую тему требует времени.

— Куда ты так спешишь? — осведомился Франсуа с тревогой.

Лицо Ксавье снова осветилось.

— Меня ждут в три часа по одному делу. Ничего особенного и ничего плохого, — поспешил он заверить отца. — Но никакого отношения к господину Куантро это дело не имеет, — вдруг весело и как-то озорно рассмеялся Ксавье.

Франсуа и Клеран успели только переглянуться, а Ксавье уже спускался по крутой лестнице, ведущей с чердака вниз.

— Если выйдет, как я задумал, я всё расскажу! — бросил он на ходу.

Ксавье мало-помалу пришёл к мысли о том, что он был несправедлив к Люсиль, что он должен объясниться с ней, а не таить обиду в себе. И теперь он шёл к ней. Шёл, чтобы просить её забыть все недоумения, недомолвки. Ведь они любят друг друга. Теперь он поверил, что и она любит его, хотел поверить! Если не любит сейчас, то полюбит! Непременно полюбит! Пусть только она даст ему слово, что они будут вместе и что она согласна ждать. А он добудет себе работу, каких бы усилий это ни стоило — пусть даже на время придётся стать чернорабочим. Лишь бы Люсиль была с ним!

Глава двадцать девятая

Опять Воклер!

Часы в столовой пробили три раза. Скоро должен прийти Ксавье. Он сам предложил Люсиль увидеться, напомнив, что уже давно не имел возможности поговорить с ней без посторонних. Девушка расцвела от его слов. Что-то он ей скажет? О чём будет их разговор?

Люсиль чувствовала себя совершенно свободной: после злополучного вечера у г-жи де Мурье, несмотря на все уговоры хозяйки, она вскоре отказалась у неё служить. Нет, нет, ей не надо никаких денег. Хоть она и привыкла за последнее время к самостоятельному заработку, но не в силах слышать, как беззастенчиво в салоне г-жи де Мурье обсуждают июльские дни — те дни, когда погиб Мишель. Вдобавок ей невмоготу присутствовать при том, как Воклера провозглашают поэтом. Можно подумать, что он и впрямь поверил в своё поэтическое призвание.

Люсиль вспомнила, что до своей «блестящей» карьеры у г-жи де Мурье она успешно расписывала веера, которые имели большой успех у модных дам. Купив акварели и кисти, она сделала на пробу несколько вееров: стоило ей принести их к г-же де Мурье, чтобы показать свою работу, как она получила столько заказов, что вопрос о «карманных» деньгах сразу отпал.

«Что он мне скажет? Что он мне скажет? — неотрывно думала Люсиль. — Я скажу ему…»

Словно в ответ на её мысли раздался звонок у входной двери.

Люсиль онемела, увидев в дверях де Воклера, в чёрном сюртуке, с чёрной шляпой в руках, официального и церемонного.

— Что вам угодно? — растерявшись, спросила Люсиль, настолько поражённая неожиданным визитом, что даже не ответила на приветствие гостя.

— Разрешите мне войти? Собственно говоря, мадемуазель Люсиль, я пришёл не столько к вам, сколько к вашей матушке, мадам Барбаре.

С этими словами Вальдек положил шляпу на столик для шляп и непринуждённо, как будто бывал здесь не раз, повесил на вешалку пальто, которое было перекинуто у него через руку.

— Войдите, пожалуйста, господин де Воклер. — Люсиль ввела его в маленькую гостиную. — Садитесь, пожалуйста.

Вальдек окинул взглядом комнату и нашёл, что она обставлена хоть и скромно, но со вкусом. Выбрав кресло поудобнее, он легко опустился в него и сказал:

— Мадемуазель, я ещё раз приношу свои самые глубокие соболезнования… И я намеревался лично выразить их вашей матушке, с которой, к сожалению, не знаком.