Менедем сделал вид, что рвет на себе волосы.

— В прошлом году ты назвал меня идиотом за то, что я слегка рискнул. В этом году я рисковал меньше, и мы заработали меньше денег. А теперь ты на это жалуешься! Ну и как тебе угодить?

«Ответ прост, — подумал он. — Тебе угодить невозможно».

— Говори тише. Хочешь, чтобы рабы знали обо всех наших делах? — спросил Филодем.

— Нет, не хочу.

В настоящий момент Менедем хотел лишь одного — убраться прочь. Почти всегда так и случалось, когда он говорил с отцом. Так было еще до того, как Филодем женился на Бавкиде, а теперь все стало вдвое хуже. И сейчас Менедему хотелось — нет, ему было необходимо — не просто убежать из андрона родного дома, но и вообще спастись бегством с Родоса. А ведь он застрял тут до будущей весны.

Издав звук, который вполне мог бы вырваться из глотки загнанного в угол волка, Менедем встал.

— Если ты меня извинишь, отец…

Он отправился на кухню, где Сикон со сноровкой настоящего мастера чистил вареных креветок. Во время работы повар что-то жевал — значит, умыкнул пару-другую креветок, а может, и больше. Филодем хорошо кормил своих рабов; он бы против этого не возражал. И кто хоть раз слышал о тощем поваре — или, по крайней мере, о тощем поваре, которого стоило бы держать? Но когда дверь открылась, Сикон тревожно поднял глаза, а при виде Менедема вздохнул, не скрывая своего облегчения.

— Да будут благословенны боги, это всего лишь ты, молодой господин. Я боялся, что пришла госпожа.

Повар возвел глаза к потолку и бессильно покрутил головой — движение, которое он, должно быть, подсмотрел на комических подмостках.

— Она еще научится вести хозяйство, — неловко сказал Менедем.

Ему не нравилось, что кто-то ругает Бавкиду. И дело было вовсе не в авторитете хозяйки, просто она очень привлекала его как женщина. Интересно, какая Бавкида в постели?..

«А ну прекрати!» — осадил себя Менедем, как делал несколько раз на дню.

Сикон, конечно, понятия не имел о его мыслях; если бы повар о них знал, он не осмелился бы снова возвести глаза к потолку и сказать:

— Может, и научится, но когда? Боюсь, госпожа сведет меня с ума, прежде чем это произойдет! Она поднимает шум из-за каждого обола, который я трачу.

— Ты должен доставлять ей удовольствие, — сказал Менедем и твердо велел себе не думать и об этом тоже.

— Удовольствие? — взвыл Сикон, очищая очередную креветку. — Да как я могу это сделать, если меня лишили возможности в ближайшие полгода подавать что-либо, кроме овсяной каши? Я думаю, мать Бавкиды, должно быть, испугалась тунца, когда была ею беременна.

Менедем показал на шкурки креветок и на прилипшие к ним крошечные кусочки мяса.

— Вместо того чтобы выбрасывать очистки на улицу, лучше отдай их хозяйке, пусть зароет в саду. Тогда цветы и травы будут расти лучше, и это не может не порадовать Бавкиду.

— Да? Если хочешь знать мое мнение — скорее всего, она поджарит меня на медленном огне, узнав, сколько стоили проклятущие креветки, — сказал повар.

Как всегда, когда он начинал выходить из себя, Менедем принялся постукивать пальцами по бедру, и Сикон распознал признаки надвигающейся опасности.

— Хорошо, хорошо. Я отдам госпоже очистки, и, надеюсь, это поможет — вот и все, что я могу сказать.

Но это было далеко не все, что он мог сказать, и Сикон сказал еще многое, когда Менедем подцепил жирную креветку из чаши, куда бросал их повар.

Юноша удалился с полным ртом, а мгновение спустя пожалел, что покинул кухню: Бавкида как раз спустилась из женских комнат и подняла гидрию, чтобы полить сад.